Королевские игры / К 95-летию Майи Плисецкой
Выпуск №3-233/2020, Вспоминая
Майя Плисецкая очертила на территории Большого театра и в истории балета особый круг. Чтобы проникнуть в него, надо было соблюдать правила хозяйки и безоговорочно разделять ее художественные взгляды. Главное - оставаться свободным и непохожим на других. Плисецкая стремилась к свободе столь упорно и неколебимо, что со временем ушла из всех «общих» балетов Большого и построила на его же подмостках свой прекрасный мир - самодостаточный и скроенный по собственному разумению. Сказать, что там ей никто не мешал - значит погрешить против истины. За непохожесть ее тайно недолюбливали. Она же не обращала на интриги никакого внимания, право на независимость доказав в самом начале творческого пути. Любила и ценила тех, кто оставался ей верен всегда, по количеству поклонников территория Плисецкой могла соперничать со всем Большим театром.
Что заставило ее отделиться, строго очертить неприступное поле, внутри которого были не нужны ни советчики, ни соглядатаи, ни подхалимы, ни власть предержащие? Индивидуальность.
По меньшей мере три стихии, побуждавшие Плисецкую к непокорности и гнавшие ее, как смерч, к авторитарности, объясняют уникальное положение в балете Большого и в большой истории Балета.
Первая - интеллект. Она никогда не брала зал только темпераментом и эмоциями. Не все объясняла в ее природе и эротичность, о чем говорить было не принято, но восхищаться - не возбранялось. Плисецкая всегда знала, что она танцует. Если танцевала чувство, то понимала, как это чувство рождается, зачем обретает силу, какими силами движется и достигает зенита. Если темой Плисецкой была страсть, то и ее источники удавалось объяснить. Если героини Плисецкой становились на гибельный край, то философия смерти ей оказывалась важнее, нежели физиология умирания. Плисецкая умела быть философом чувства, страсти и смерти. Но от этого ее искусство отнюдь не страдало рациональностью и не лишалось наития. Просто вокруг него образовывалось особое свечение - свечение интеллекта.
Вторая стихия Плисецкой - особая женская порода. Плисецкая всегда оставалась на сцене женщиной и ступала по ней королевой. Ее сценическая стать отражала женскую, а чувственность и сексуальность создавали вокруг уникальное энергетическое напряжение. Кого из мужчин не било током, тот выставлялся вон. Но были такие? Плисецкая, кажется, одна из немногих знала, как танцевать эротику и, несмотря на то, что эротизм всегда облачался ею в эстетически безупречную форму, он имел вкус запретного плода, как на натюрмортах Снайдерса или Рубенса. Эротика пронизывала все творчество Плисецкой от дебютных ролей в Большом до королевских променадов по первым сценам мира. Рождение Венеры. Волшебный сон Данаи. Полет пчелы вокруг граната.
Третья стихия Плисецкой - диссидентство. Несмотря на препоны, она сумела сделать мировое имя, став космополитом от Большого балета, непререкаемо служившего в ее пору идеологической доктрине. Плисецкая привозила зарубежных хореографов и делала с ними балеты в Москве, зарубежные хореографы увозили ее из Москвы и ставили с ней балеты в Европе. «Диссидентство» позволило Плисецкой почувствовать вкус настоящей свободы. Ей не было нужды уезжать, она предпочла просвещать соотечественников. Начиная с «Кармен-сюиты», советский балетоман мог считать себя гражданином мира: Плисецкая давала ему такую возможность.
Три стихии сформировали Плисецкую и очертили ее территорию в Большом, где она не могла и не хотела быть похожей на других.
Стереотипные балеты она танцевала очень по-своему, очень индивидуально, переправляя их интонации и фокусируя действие вокруг себя (Плисецкая-Китри, Плисецкая-Раймонда, Плисецкая-Одетта/Одиллия, Плисецкая-Аврора).
Интеллектуальный голод она удовлетворяла литературной классикой, которую танцевала жадно и порой перенасыщенно, демонстрируя, помимо всего прочего, одержимость собственной idee fixe - «Балету подвластно всё!»
Искус диссидентства «кидала» к ногам ликующей публики, удовлетворявшей театрально-эротические фантазии малеровской «Больной розой» от Ролана Пети, равелевским «Болеро» от Мориса Бежара или той же «Кармен» от Альберто Алонсо.
При этом всегда и во всем Плисецкая соблюдала королевский этикет, телесный и духовный аристократизм в ней были нераздельны. Ее Анна Сергеевна («Дама с собачкой» Родиона Щедрина) прохаживалась по набережной так, как могла гулять по царскосельским аллеям императрица Александра Федоровна. Бетси Тверская, Дезире Арто, Мария Николаевна Полозова в фильмах «Анна Каренина», «Чайковский», «Фантазия» несли в себе тайну избранничества, освещавшую любые обстоятельства жизни - от самых тривиальных до самых исключительных.
Играя интеллектом, эротикой и инакомыслием, Плисецкая давала понять, что знает себе цену. Такой прекрасной и высокой гордыни, наверное, никогда не видели театральные залы Планеты, заходившиеся в овациях, на знаменитых поклонах Плисецкой. Таких откровений, какими она делилась со страниц своих мемуаров, никогда не встречали книгочеи, и не только балетные. Написав «Я - Майя Плисецкая», она очертила круг своего театрального времени - эпохи гениальных прозрений, гордых сражений и триумфальных побед.
Фотогалерея
