Южно-Сахалинск

Выпуск № 10-120/2009, В России

Главной интригой Чехов-центра в этом сезоне, пожалуй, был «Остров Сахалин». И ею остается до сезона следующего, потому что премьера не успела вписаться в текущий репертуар театра. Так что открывать его зрителю предстоит осенью.

Стоит быть признательными оказии (то есть грядущему 150-летию со дня рождения А.Чехова), давшей дорогу постановке шведского режиссера Александра Нордштрема. Выпускник ЛГИТМиКа, он уже работал в Чехов-центре над «Трактирщицей» К.Гольдони. Но все же главным смыслом пребывания режиссера в нашем регионе была постановка «Острова Сахалина», безусловно знаковая для театра, носящего имя писателя, для острова, введенного Чеховым в современные ему литературу и общественное сознание. Любопытная тем более, что аналогов нет, сравнивать не с чем. По крайней мере, особо известной «предыстории вопроса» не находится. Со времени написания «Остров Сахалин» активно читали, изучали, над ним размышляли и дискутировали. А режиссер счел возможным перевести путевые заметки Чехова на язык театральный. Здесь, можно сказать, синдром первопроходчества продолжается, и совпадение не кажется случайным. Энциклопедический размах «Острова...» объемом в почти четыреста страниц уместился в двухчасовой спектакль, применительно к которому выражение «камерная постановка» следует понимать почти буквально. Все-таки главный герой – сахалинская каторга. А за отсутствием малой сцены, на которую примерялся спектакль, играли на большой. Зрители поднялись на сцену – можно начинать. Так что «Остров...» потребовал особых условий: при таком сближении, глаза в глаза, недопустимы ни фальшь со стороны актеров, ни трели мобильников в зале – это театральное «проклятие» современности.

Падают ширмы, и человек, слегка похожий на Чехова, отбрасывает в сторону надоевший плед, инфлюэнцу, мрачные мысли о кризисе тридцатилетия и отправляется на Сахалин. Перед глазами зрителя проходят два путешествия – на подступах к острову и собственно сахалиниана. Поездка писателя через Сибирь и Дальний Восток поразительным образом становится зримой – с бездорожьем, пьяными ямщиками, «заплаканными» дождем окнами каюты и добрыми людьми, встреченными по всему маршруту. Режиссер выбрал оптимальный способ существования: использовав минимум выразительных средств, оказался в выигрыше. Из декораций — лишь три легкие ширмы с абрисом Сахалина, напоминающего, говоря словами Чехова, стерлядь, да пара скамеек. Дорожный сундук путешественника превращается то в путевую кибитку, то в паром, а бешенство шторма (и безысходность человеческого бытия) отображает безумный танец каторжника... с печкой. Удачно лег в общую картину еще один момент – участие тандема музыкантов, благодаря которым образ каторжного Сахалина стал не только зрим, но и слышен. Его выражают не только монолог Чехова, но и пароходные гудки, стук колес поезда и кибитки, звон цепей и колокола. Вся эта живая музыка, создающая настроение эпохи, о которой нам уже ничто не напоминает, кроме музейных экспонатов, – «дело» рук Олега Дьячкова (баян) и Николая Савченко (ударные). Представить эпическое по масштабу полотно, многомерное и многолюдное, по А.Нордштрему оказалось возможным при посредничестве лишь трех актеров. Перед ними режиссер поставил интересную задачу – сыграть по нескольку ролей, а значит, характеров. В этом особенно повезло Роману Татарчуку, который яркими, эмоциональными красками создает образы каторжан Никиты Трофимова и Егора, истинно взывающие к состраданию, и образы, олицетворяющие гранитные устои Российской империи (губернатор Корф). Елена Бастрыгина воплощает нескольких героинь былого, включая знаменитую Соньку Золотую Ручку. Но не ту роковую красотку-воровку, что пышно мифологизирована нашим кино, а усталую, вконец измученную женщину, которая тоже достойна милосердия. Да и исполнитель главной роли Павел Соколов, по сути, играет не одну роль – согласитесь, Чехов, переживший сахалинскую эпопею, стал другим. Мы становимся свидетелями того, как он взрослеет, как меняется, продвигаясь от Чехова «Пестрых рассказов» к Чехову «Трех сестер», «Чайки», «Вишневого сада»... Так что важной сюжетной линией наряду с реинкарнацией сахалинской каторги представляется жизнь писателя в ее переломный момент, которую П.Соколов считывает очень близко к авторской интонации. Своего Чехова он не играл, но был – ехал, общался с сахалинцами, делил их мучительную тоску, сопереживал как человек и гражданин.

Нынешний сезон дарит П.Соколову уже вторую крупную роль, связанную с чеховской темой, с которой он справляется вполне достойно.

Несколькими штрихами – человеческими историями, выхваченными режиссерской логикой из густонаселенного «Острова Сахалина», – создан мир страшный: без света и надежды, порой без имени и прошлого, но завораживающий – ибо всюду жизнь. При том, что мера личной свободы здесь сузилась до прожиточного минимума. И, как отчетливо понимается, эта прошлая жизнь нашей родины во многом определила нынешнее ее состояние – с неотмененным по сей день водоразделом миропонимания: «у них в России» и «у нас на Сахалине». Но – не между зрителями и актерами, потому что на куцем пятачке сцены разворачиваются и захватывают в плен жестокие житейские драмы, в том числе и смятение чувств писателя, искавшего свой способ служения обществу. Интересно, что «Остров...» при всей своей непростоте не тянет в бездну безысходности, а даже обрастая драматическими людскими судьбами, обнаруживает элементы детектива и черной комедии. По крайней мере, такое приходит в голову в эпизодах с гиляками или из прямой речи, фонтанирующей иронией первого юмориста России. Текст сочинения безусловно режиссерский, хотя и собран А.Нордштремом из прямых цитат – из «Острова Сахалина», переписки Чехова с родными и друзьями в пути к нам и «Божественной комедии» Данте. Соответственно, Чехов – Вергилий, движущийся по кругам ада на земле – сахалинским тюрьмам и поселениям. Правда, приличный кусок из «Божественной комедии» кажется довольно искусственно вклеенным. Впрочем, это мелочи. Потому что остается главное – взволнованная мысль и боль Чехова, которую транслировали молодые актеры.

Полное название новой постановки – «Остров Сахалин. Часть I». Значит ли это, что премьере уготовано продолжение, покажет будущее. Хотя пользу сокровенных диалогов актера со зрителем по душам, «наедине со всеми», никто никогда не отрицал, но до подобных спектаклей руки у Чехов-центра прежде не доходили. Можно было бы думать – не хотели рисковать, потому что очевиден повышенный уровень требований к такого рода постановкам. «Остров...» очень зависим от многого – здесь актеру не спрятаться за спину коллеги, не схалтурить без потерь для смысла и веса театрального сочинения. И если классику и классиков почитают важнейшим камертоном профессиональной состоятельности актеров, то по крайней мере трем из них «Остров Сахалин» Александра Нордштрема дал карт-бланш. Чехов-центр представил опыт малоформатного спектакля (кажется, первый в своей новейшей истории), и он обнадеживает. Силы есть, было бы желание у театра продолжать творческий поиск в этом чрезвычайно интересном поле.

В нынешнем сезоне А.Чехову повезло. Дань, принесенная ему сахалинским театром благодаря сначала молдавской (Петру Вуткэрэу, «Страсти по Андрею», см. «СБ, 10» № 8-118), а затем шведской режиссуре, щедра. Вне зависимости от кассового сбора она вернется неизмеримой прибылью – увеличив ряды почитателей высокой отечественной литературы. Или хотя бы ее читателей. А это уже немало.

Фото Сергея Бриленкова

Фотогалерея