Уроки умерших учителей / Вспоминая Юрия Рыбакова

Выпуск №6-236/2021, Вспоминая

У поэта и переводчика, великолепного знатока польской поэзии Владимира Британишского есть стихотворение, с которым я живу уже много десятилетий, вспоминая о своем, этими строчками каждый раз пробуждаемом. Оно посвящено памяти его отца, художника Льва Британишского:

В отцовском юношеском дневнике
есть много записей о Чистякове.
Старик уже хворал и умер вскоре,
но память о чудесном старике
отец хранил всю жизнь. Да и дневник
берег, я думаю, того лишь ради,
что в черной, чуть потрепанной тетради
с ним продолжал беседовать старик...

... О, скольких, скольких на своем веку
он научил! О, скольким старику
отец обязан! Да и я отчасти...

Задумчивей становишься, зрелей -
уроки умерших учителей
все ярче вспоминаются, все чаще.

Павел Петрович Чистяков (1832-1919), почти забытый сегодня художник и педагог, мастер исторической и жанровой живописи, портретист. Профессор, действительный член Императорской академии художеств, он был учителем Врубеля, Коровина, Серова, Головина и многих других выдающихся художников. Но слова, столь точно найденные и облаченные рифмой поэтом, невольно заставляют память пробудиться, и в ней оживают те, чьи уроки со временем «все ярче вспоминаются, все чаще».

Я вспоминаю учителей школьных, институтских лет - повезло, они были на моем пути и оставили благодарный след в душе. Но перебирая многие часы общения с ними, всегда вспоминаю об одном человеке - Юрии Сергеевиче Рыбакове, театроведе, театральном критике, у которого я никогда не училась в ГИТИСе, где он преподавал, но на протяжении нескольких десятилетий «собирала в копилку» на выездах в другие города, на научных конференциях, в разговорах обо всем и ни о чем, как всегда случается в общении, - все, что было возможно. И, наверное, главное, чему научил этот очень мудрый, очень глубокий человек, наделенный энциклопедическими знаниями, юмором, иронией, богатейшим опытом - воспринимать атмосферу спектакля умом и эмоциями вместе, а не по отдельности. Никогда не оскорблять режиссера и артистов, а рассуждать трезво и доказательно, даже если категорически не принимаешь увиденное; всегда помнить, что за любой постановкой стоит огромный труд целого коллектива людей, и то, что не вызвало у тебя сопереживания и сомыслия, другому пришлось по вкусу, попало в душу... Все мы, к счастью, разные - так стоит ли с пеной у рта доказывать свое мнение тому, у кого оно противоположное?

Театр надо не только понимать, но обязательно любить, испытывая особое чувство от того, что ты волею судьбы причастен к этому чуду. Эта черта была в Юрии Сергеевиче отчетливо выражена и не навязывалась никому. У многих вызывала не просто понимание, но и необходимость следовать этому высокому критерию.

21 февраля нынешнего года Рыбакову исполнилось бы 90 лет, а 3 августа будет 15 лет, как его нет с нами.

И захотелось не только в очередной раз вспомнить этого человека, столь значимого в жизни многих, но и перечитать его книгу «Г.А. Товстоногов. Проблемы режиссуры», изданную в далеком 1977 году. Вникаешь в страницу за страницей, и возникает иллюзия, что снова слышишь его голос, видишь взгляд - то сосредоточенный, то лукавый, и мы вновь играем в ту нескончаемую игру, которой предавались на протяжении долгих лет: назвать 10 спектаклей, ставших потрясением всей жизни. Называли - и ни разу не добрались до заветной цифры 10...

Пожалуй, эта книга Юрия Сергеевича остро необходима сегодня и театроведам, и театральным критикам, и режиссерам, и всем тем, кто всерьез интересуется театром. В ней живет не только увлеченность исследователя своим «предметом», каковым на протяжении нескольких десятилетий являлся для Рыбакова Георгий Александрович Товстоногов не только как выдающийся Мастер, но и как личность. В ней есть то, о чем меньше всего заботятся театральные критики новых поколений - значение контекста театральных поисков, потерь и обретений, на фоне которых возникал тот или иной спектакль. Не случайно через всю книгу проходит ставшее убеждением для Рыбакова товстоноговское определение: «В своей работе я употребляю такой термин - «роман жизни». Для меня это является лекарством от страшного гипноза опыта, который все время тянет в знакомые сценические условия.

Что это значит - «роман жизни»? Читая пьесу, я стремлюсь увидеть ее не в сценических формах, а, напротив, как бы возвращая себя к тем пластам жизни, которые стоят за пьесой, пробую перевести ее в «роман жизни»... Я пытаюсь представить себе жизнь героев пьесы как жизнь реально существующих или существовавших людей. Мне важно, что с ними происходило до появления на сцене, что они делали между актами пьесы. Важно знать, что они думали. Больше всего мне хочется понять даже не что они говорят и делают, а чего они не говорят, чего не делают, но хотели бы сделать».

И в своем выводе Юрий Рыбаков подчеркивает, что подобная методология режиссера выходила за эти рамки, становясь иным мерилом взаимоотношений между театром и литературой. Он пишет: «Спектакль стал сравним с романом или повестью, ибо обрел возможность воссоздавать образ мира и анализировать отдельный характер или ситуацию с той степенью скрупулезности, которая раньше была доступна только литературе... Эта «литературность» режиссерского взгляда на театр не врожденное, а приобретаемое свойство, находящееся в динамике, в развитии, усовершенствовании и обновлении».

В контексте режиссуры 50-60 годов прошлого века Юрий Рыбаков справедливо, обоснованно и очень точно отметил «товстоноговское направление» в отечественном театре.

Это в равной степени относилось к произведениям классическим и современным. Анализируя состояние драматургии на тот момент, Юрий Сергеевич сосредоточил внимание на том, что режиссеры «пошли на поклон к прозе». И в рассуждениях критика особое значение приобретает сравнение двух спектаклей Товстоногова: инсценировки романа Ф.М. Достоевского «Идиот» и выбор современной драматургии - «Пять вечеров» Александра Володина. Два грандиозных создания режиссера и актерского ансамбля, вошедшие в историю и бережно хранящиеся в памяти тех, кто и десятилетия спустя не в силах забыть пережитые потрясения...

Обращаясь к современной драматургии Рыбаков подчеркивал, что «принципиальный, действенный и всеобъемлющий смысл работы Товстоногова над советской драматургией - в утверждении своей концепции личности и истории, в художественном анализе связей человека и времени. Он воссоздает эти связи и в драматургических коллизиях открытого исторического смысла, и в обыкновенных житейских ситуациях». Положа руку на сердце - о многих ли современных режиссерах можем мы сказать то же самое?.. Боюсь, не дойдем в своих перечислениях и до той части, до которой доходили мы с Юрием Сергеевичем в своей игре...

Последовательно, неторопливо, лаконично и доказательно шаг за шагом исследовал Юрий Рыбаков путь режиссера, в котором видел на протяжении долгих десятилетий обретение направления не для себя самого, а для профессии в целом: «Он остро ощущал разлом между идеалом искусства и его реальной практикой, разрывы, которые образовывались между привычными, накатанными театральными приемами и запросами жизни. Он хотел единства человека и художника, сцены и жизни. Уже в то время (речь идет о 50-х годах - Н.С.) Товстоногов боялся своей профессиональной хватки, понимая, что она может увести в сторону от художественной истины, если не будет строго проверена логикой пьесы».

Как тесно переплетено в наших судьбах многое!.. Ведь Юрий Сергеевич Рыбаков, человек беспафосный, наблюдательный и чаще делающий выводы не для окружающих, а для себя самого, испытал на себе и разлом между пониманием дела жизни и реальностью, и отсутствие единства личности и творца. Настоящий Мастер своего дела, он испытал в жизни слишком много: начинал деятельность завлитом Саратовского драматического театра им. Карла Маркса, год спустя стал консультантом организационно-методического отдела ВТО, спустя еще несколько лет заведовал отделом редакции журнала «Театр», затем был назначен заместителем главного редактора. Казалось бы, путь пролегал вверх по лестнице, но после двух лет работы инструктором идеологического отдела ЦК КПСС вернулся в журнал главным редактором. Это было едва ли не лучшее время расцвета журнала, ставшего невероятно популярным - достаточно даже бегло ознакомиться с номерами тех лет, чтобы понять: насколько содержательным, глубоким и разносторонним был «Театр» той непростой эпохи. Но, как сказано в Википедии без подробностей, достаточно широко известных, «в декабре 1969 года был снят с должности в связи с переходом на другую работу. Работал и. о. младшего научного сотрудника Всесоюзного научно-исследовательского института искусствознания и постепенно заинтересовался смежной с театром областью - кинематографом. В феврале 1974 года был назначен главным редактором тематической группы Главной сценарно-редакционной коллегии Госкино СССР (кстати, именно в этот год защитил кандидатскую диссертацию на тему «Творчество Г.А. Товстоногова и некоторые проблемы советской режиссуры» - Н.С.)... В 1986-1990 годах работал главным редактором журнала «Советский экран», который с его приходом стал одним из «флагманов перестройки». В 1990 году вернулся в Институт искусствознания заведующим сектором театра. В 1992 году назначен заместителем директора института. С 1989 года преподавал в ГИТИСе/РАТИ, вел семинар театральной критики. С 1992 года - профессор».

Вот такие «американские горки» были уготованы судьбой Юрию Сергеевичу Рыбакову...

Но речь не об этом. Он разделил эту судьбу едва ли не с лучшими представителями отечественной интеллигенции, истинной, неподдельной, не признающей заигрываний. И утвердил этим верность своим друзьям, единомышленникам, идеалам. И оставил по себе память благородную и благодарную.

В Товстоногове Юрий Рыбаков увидел не только «судьбу направления», но и тех, кто по-разному, но верой и правдой служил ей: О. Ефремова и А. Эфроса, М. Туманишвили и Б. Равенских, Ю. Завадского и позже Ю. Любимова. И отчетливо видел тех режиссеров и драматургов, что пытались притормозить это направление.

С течением времени (и в книге это прослеживается) у перечисленных и появлявшихся позже режиссеров, избравших тот же путь, наблюдалось то, о чем Рыбаков писал: «Он (Товстоногов - Н.С.) скорее пойдет на некоторый художественный аскетизм, нежели изменит существу своих идейно-творческих взглядов. Он ищет полного совпадения режиссерского содержания и внешних способов его выражения. Этот принцип важен в его педагогике, важен он и для его собственного творчества. Он много говорил и писал о нем в последнее время, - желая, видимо, не только других предостеречь, но и самому себе объяснить, для себя осознать опасность подчинения моде, бросков в сторону».

Вот что особенно важно и, к сожалению, основательно забыто сегодня.

Как забыта и культура полемики - это очевидно, если перечитать всего лишь один абзац, в котором Юрий Сергеевич Рыбаков противоречит М. Любомудрову, не принявшему товстоноговскую «Историю лошади».

Цитировать книгу «Г.А. Товстоногов. Проблемы режиссуры» можно бесконечно - анализ каждого спектакля, его главная мысль, неразрывная с наступившими временами. Способы воплощения, актерский ансамбль, собранный Товстоноговым, определенность направления, опирающегося на «жизнь человеческого духа», «предлагаемые обстоятельства» и другие, не утратившие ценности открытия К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко.

О Георгии Александровиче Товстоногове в последние десятилетия вышло несколько книг - многие из них отличаются глубоким анализом его творчества, приверженностью его методологии. Но эти издания отнюдь не отменяют того, что сделано Юрием Рыбаковым. На его книге необходимо учиться едва ли не в первую очередь, тому, как надо воспринимать театр в контексте времени и создания режиссерами «направления» (если, конечно, это заботит их больше, чем «броски в сторону»!); как анализировать спектакль; как любить и ценить театр.

И еще - многому.

В последние десятилетия жизни Юрий Сергеевич много внимания и интереса уделял периферийным театрам, где обрел много поклонников, друзей. Он приезжал не только на конференции, «круглые столы», но и откликался на предложения посмотреть премьеры и обсудить их на труппе. Поддерживал театры, много рассказывал об их жизни.

Как радостно отмечали бы в разных уголках нашей страны юбилей Юрия Сергеевича! Его любили, высоко ценили, память о нем не покрылась паутиной. И как он опрокидывал бы рюмочку, смущаясь от самых искренних комплиментов, отводя глаза и ласково вышучивая каждого за высокие слова...

Но уроки его даны не мне одной навсегда.

Фотогалерея