Колядоз головного мозга

Выпуск № 10-120/2009, Гости Москвы

Колядоз головного мозга

 

То ли религия, то ли болезнь, зародившаяся в конце 80-х. Основателем, первым миссионером и заразившимся был, собственно, сам Николай Коляда. Вынырнувший из уже спадавшей «Новой волны» русской драматургии, он коренным образом отличался от ее столпов. В любое время людям нужен «герой из народа». А если он обладает еще и каким-то талантом, то уж хоть кричи караул – любовь обеспечена. Коляда, как и прочие представители «Новой волны», хотел делать «реальный театр для реальных людей». Но, в отличие от остальных, для других людей, чуть более реальных и чуть более многочисленных. Также нельзя не заметить, что Коляда – жизнелюб. Если у остальных деятелей того времени жизнь в общем и ДРАМА в частности вызывали печаль или грусть, то у Коляды она вызывает веселье. Даже если герои в прямом смысле слова сидят в г... – они делают это очень оптимистично, с надеждой на светлое будущее. Сам себя Николай Владимирович не единожды как бы в шутку называл «Солнцем Русской Драматургии» (как известно, в каждой шутке есть доля шутки, и если бы один раз сошло за полусознательную оговорку, но все последующие…). Несмотря на жуткий эгоцентризм (это, пожалуй, отдельная тема), народ принимает его «за своего». Наверное, наиболее близким сравнением был бы Царь – брат и отец каждого крестьянина в отдельности, но и этакий полубог, обладающий абсолютной властью, только от искусства. Действительно, сфера художественного влияния поражает: художественный руководитель и директор своего собственного театра, драматург, режиссер, актер, организатор фестиваля имени себя. А также борется с наркоманией (и наверняка переводит старушек через улицу). И всюду народное признание и любовь. И согласно одному из основополагающих правил Коляданства, к каждой Его ипостаси нужно прибавлять слово «Коляда». Коляда-театр, фестиваль «Коляда plays». Не удивительно, если в доме у Великого все вещи также названы своими именами: Коляда-стул, Коляда-стол, Коляда-телевизор и т.д. Невольно вспоминается персонаж Войновича, «старый газетный волк», ревностно следящий за тем, чтобы в каждой статье, посвященной очередному съезду партии или высокому боевому духу второго мотострелкового полка, слово «Сталин» упоминалось не менее восьми раз (можно, конечно, и больше, но стандарт – восемь). Все это само по себе неплохо, до тех пор пока человек не начинает рьяно убеждать других людей в том, что это хорошо. А это уже плохо по определению, как и любая пропаганда. Не исключено, что в долгосрочной перспективе Николай Владимирович видит себя на троне Новой Российской империи (в тюбетейке Мономаха, со скипетром и державой в руках).

 

Вообще-то, речь не о Самом Коляде, а о том, до чего доводит желание быть везде и всюду. Речь о спектакле Тюменской драмы «Мойщики» по пьесе учеников Коляды, Павла Казанцева и Ярославы Пулинович, показанном в ЦИМе. Без сомнения, среди Его учеников были и талантливые люди, тот же Василий Сигарев. Но, как бы то ни было, чтобы приготовить мясо на костре, нужен, во-первых, костер и, собственно, мясо. А если вместо костра – разбитая газовая колонка, а вместо мяса – полуфабрикат, произведенный пару лет назад, то вряд ли получится сделать что-то вкусное. НО. Если в дело вступают личные амбиции и желания, то наличие мяса и костра уходит на второй план. Главное – убедить всех в том, что перед вами не кусок биомассы, а превосходный бифштекс. На этом, собственно, строится главный принцип нашего времени – первично не создать что-то ценное, а убедить других: то, что ты сделал, имеет большую ценность. Самое страшное, это если человек, убедив других, начинает и сам верить и видит вместо навоза розу. Так же и здесь. Пьеса якобы про жизнь магазинных воров, которых называют «мойщиками». С одной стороны, мелодрама, идеализирующая жизнь воров (ух, сколько было фильмов на эту тему в начале 90-х!), с другой стороны, наоборот, мелодрама, рассказывающая о том, что воры «тоже люди». В итоге – идеализированная мелодрама про жизнь обычных воров. Рассказ о людях поколения эмтиви и пепси, но не желающих за все это платить. При этом являющихся эталонными представителями этого самого поколения. Без мыслей, без желаний, без стремлений. Только рефлекс «покупания» заменен на рефлекс воровства.

Немного картинки. После того, как в зале гасят свет, из динамиков говорят рекламным голосом: продавая билет на спектакль «Мойщики», мы покупаем полтора часа вашего времени. Товар возврату и обмену не подлежит. Это шутка, встреченная благосклонными смешками из зала. Как было сказано ранее, в каждой шутке есть доля шутки. Особенно в неудачной шутке. Затем двое мужчин, одетых как охранники, выходят на авансцену и пристально смотрят в зал. Вдруг в зале раздается «мелодия мобильного телефона». Реакция одного из актеров весьма подобающая – он достает из кобуры пистолет и стреляет в зал с характерным (и очень громким) хлопком. Это тоже шутка, пожалуй, более удачная. Занавесом и одновременно декорациями (невзрачные охранники тоже по-своему служат декорациями, устраивая некоторую фоновую клоунаду, например, перебрасывая друг другу упаковки с чем-то, то ли с постельным бельем, то ли с полотенцем) служат полупрозрачные куски белой пластиковой материи, с нарисованными штрих-кодами и изображениями одежды. Затем прямо на занавес проецируется странная нарезка из старых рекламных роликов, видов ночной Москвы и внутренней съемки супермаркета (с рядами продуктов и людьми с тележками). Затем открывается занавес, и появляется главный герой Денис (Сергей Скобелев), который без лишней скромности представляется магазинным вором. И начинает в подробностях описывать технику воровства: как обдурить камеру, как куда что прятать и т.д. Но, когда он уже собрался спокойно уйти с награбленным, его поджидает внезапная неудача: срабатывают детекторы ярлыков и ему приходится спасаться бегством. По счастливой случайности ему удается запрыгнуть в выезжающую из магазина машину второй главной героини Веры (Лада Исмагилова), богатой дамочки, любительницы острых ощущений. Дальнейший сюжет строится вокруг того, что Вера нанимает Дениса, чтобы он научил ее воровать. От скуки. После многочисленных номеров, иллюстрирующих само обучение и повседневную жизнь (ссоры с девушкой-воровкой, которая ревнует, или пьянка на Чистых прудах с распеванием народных песен В.Р.Цоя), история подходит к закономерному финалу. Вера внезапно (!) оказывается владелицей магазина, который только что ограбила в порядке обучения по своей же наводке. И после произнесения крайне драматичного и философичного монолога перед облажавшимися охранниками (о том, что, мол, вы обязаны своим появлениям ворам и что вы, можно сказать, продукт вторичный) – горькое расставание, после которого главная героиня не менее внезапно переоценивает жизненные ценности, мол, жила неправильно, все деньги и мирские блага тщетны, бла-бла,бла. Все эти сцены поставлены большей частью как обычный разговор (но на разном фоне, имитирующем интерьер магазина или ресторана), как правило, беспредметный. А в «пьянке у фонтана» остро чувствовалась нехватка медведя на велосипеде. Артисты не могут или не хотят (ну, или не получилось на этот раз, всякое бывает) вызвать сопереживание или даже сочувствие.

Так или иначе, нас с первых минут пытаются убедить, что вот, это «оно»! Нечто новое, чего вы не видели раньше! Лучше, больше, смешнее! Видели хуже, возможно, больше и не смешно. Но ведь нет ни одной по-настоящему удачной шутки, да и сама атмосфера не располагает к смеху. Лишь невольная усмешка появляется в особо «серьезных» местах. Спектакль, между тем, рассказывает историю жизни лоха, точно так же принадлежащего к буржуазному поколению пепси, желающего пить самый дорогой дешевый коньяк и носить брендовые шмотки, произведенные в Турции. Лоха, потому что вид уж больно жалкий и унылый, да и попадается он чуть ли не в половине случаев. Это, как мне кажется, вопрос концептуальный – если бы герой не попадался, было бы не реалистично, ведь все рано или поздно попадаются, а у нас спектакль про тяжелую жизнь. Но при этой якобы реалистичности утрачивается изящество, присущее профессиональному вору, пусть и магазинному. Какая уж тут философия, если тебя всегда ловят. История в целом напоминает органический (не органичность, а животность происхождения) сплав драматургии Николая Владимировича с ранее довольно известным контр-культурным романом Дугласа Коупленда «Поколение икс». Из первой позаимствована суровая правда жизни и вполне подъемная тяжесть бытия, из второго – безыдейность и пошлость. Это как предоставить взгляд на навозную кучу со стороны, при этом нечаянно в нее провалившись. Неприятно, обидно, но с жизнью вполне совместимо, увы.

Итак, экспансия «новой драмы» «Мойщики» на молодежный рынок прошла не совсем успешно. Может быть, потому что молодость Николаю Владимировичу чужда. Ведь в молодости мир, возможно, выглядит не таким уж пошлым и унылым, как в зрелости обычного жлоба. Это достаточно странно, ведь люди, написавшие пьесу, – молодые. Неужели метастазы Колядоза проникают так глубоко? Хотя, быть может, юность пролетариата так же ужасна, как и их старость. И российская молодежь увидит в этом спектакле свое отражение. Хотелось бы в это не верить.

P.S. Насчет излечимости этой болезни ясности пока нет. Есть некоторая сумма фактов. Сигарев, например, написал несколько хороших пьес (может быть, он не заразился Колядозом или же сразу выработал мощный иммунитет). А режиссер спектакля «Мойщики» Михаил Заец поставил как минимум один интересный спектакль - «Вечера на хуторе близ Диканьки» (см. «СБ, 10» № 7-117). Так что, возможно, не все так безнадежно.

P.SS. Слово «Коляда» упоминается в тексте девять раз, не считая производных.

Фото предоставлены Центром им. Вс.Мейерхольда

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.