Перевернутая «Мышь»

Выпуск № 10-120/2009, Премьеры Москвы

Жемчужина венской опереточной короны, выдержавшая сотни представлений и десятки экранизаций, «Летучая мышь» И.Штрауса и по сей день остается классическим шлягером, которым театральная Вена встречает каждый Новый год. Она по-прежнему привлекает внимание театральных режиссеров.

Московский театр Новая опера, «специализирующийся» в этом сезоне на комических постановках, представил популярную оперетту в виде современного остросатирического шаржа, обескуражившего почтенную оперную публику. Приглашенный худруком театра и музыкальным руководителем постановки Эри Класом молодой голландский режиссер-сценограф Михил Дейкема, а вместе с ним его соратник по многим проектам художник по костюмам Клаудиа Дамм предложили новую версию известного сюжета, по их мнению, очень комичную и приближающую изящный шедевр Штрауса к сегодняшнему зрителю. Однако зритель этот, несмотря на свою искушенность по части «переваривания» осовремененной классики, почти не смеялся и вообще остался в недоумении, начав покидать зал уже в середине спектакля.

Постановщики «раздули» милые шалости сюжета при помощи современного уличного сленга и откровенного натурализма, гиперболизировав недостатки героев. В результате герои, чьи опереточные имена отразились в цвете ярких костюмов, превратились в подобие клоунских масок: Розалинда (что в переводе значит «розовое дерево») — в розовых панталонах и пушистых тапочках (Наталья Креслина), такой же розовый ее любовник Альфред — в трусах и бабочке (Алексей Татаринцев), Фрош («лягушка») — в зеленой балетной пачке поверх болотной формы смотрителя тюрьмы (Владимир Коротицин), адвокат Блинд («слепой») – заика в парике до пола и черных очках (Максим Остроухов), доктор Фальк («сокол») — в кричаще красной одежде с хищным соколиным раскрасом на лице (Сергей Шеремет), горничная Адель («дворянство») — в платье по моде 1870-х – с турнюром – подчеркнуто выделяющейся сзади юбкой, из которой она вынимает кастрюли, посуду и щетки для уборки (Елена Митракова). Меньше всех досталось Айзенштайну («железный камень»), которого постановщики наделили лишь резким, безапелляционным характером (Олегу Шагоцкому без труда удалось его воспроизвести). И все это было бы возможно забавно, если бы щекотливые ситуации, в которых оказываются герои по либретто, постановщики не развили бы до неуемного балагана. Если в первом акте прятанье Альфреда в рояле и его оперные рулады в трусах и цепях еще вызывают улыбку, то, во втором акте зрителям остается только морщиться. Действие и в прямом, и в переносном смысле переключается в перевернутую плоскость.

Собственно, о таком перевороте предупредительно заявляет уже перевернутая надпись на занавесе при входе в зал – слова из застольной песни Альфреда: «Все, что было, позабудь! Улыбнись и счастлив будь!». Счастье от подобного зрелища выходит сомнительное. А во втором акте действительно все переворачивается «с ног на голову»: и красивые декорации в духе минимализма – покосившаяся белая зала со стилизованной мебелью, пышной люстрой и одиноко выезжающей по центру дверью, и само действие, исказившееся до неузнаваемости. Вместо изящных дворцовых апартаментов – люстра, оказавшаяся на полу (вернее, на потолке, оказавшемся полом), и подвешенные за ноги к потолку манекены, чьи полы фраков, провисая ниже голов, напоминают крылья летучих мышей. Вместо элегантно одетых дам и кавалеров – мужчины в укороченных черных смокингах и женщины любых габаритов в белых балетных пачках. Вместо бала – бордель с ящиками водки и вполне реальным приготовлением на сцене гуляша. Бал правит князь Орловский (Владимир Реутов) – в представлении голландского режиссера развязный крашено-лохматый русский мафиози в кожаном фраке на голое тело с кнутом и парой палящих пистолетов, а также с девочкой в балетной пачке и кокошнике в придачу. Если добавить к этому, что все присутствующие на балу неуемно пьяны и, будучи в непрерывном эротическом угаре, в промежутках между немецким пением говорят русским текстом Аркадия Арканова, изобилующим дворово-тюремными примитивизмами, то понятно, что привычный галантный флирт в этих условиях неуместен. Вместо него – кривлянье и подобающий борделю разврат, распитие солистами шампанского прямо из бутылок и прямо во время пения и паясничанье под ритмы вальса. Хочется закрыть глаза и послушать дивную музыку, которая, вопреки новым сценическим условиям, под мастерским управлением Эри Класа несет мощный заряд энергии прекрасного. Звуки оркестра вдохновенно кружат известные мелодии, голоса солистов звучат непринужденно и легко, и вальсирующий музыкальный вихрь напоминает: несмотря на то, что взгляд современника порой оказывается подобен призме, искривляющей и обезображивающей лучшие образцы классики, музыкальные шедевры, к счастью, способны жить отдельной от сцены жизнью и доставлять эстетическое наслаждение. Одно только досадно – когда идешь в музыкальный театр не на новую экстремальную оперу, а на старого доброго Штрауса, надеешься не только услышать знакомые красивые мелодии, но и увидеть красивое действие…

И все же, памятуя богатый современный постановочный опыт излагать классические шедевры сценическим языком, понятным нынешней публике, думается, вовсе не обязательно принижать значение оригинала и превращать прекрасное в безобразное, чтобы найти взаимопонимание с современником.

Фото Александра Стернина

Фотогалерея