Сцена - моя жизнь / Вспоминая Евгения Лебедева

Выпуск №9-239/2021, Вспоминая

В очередной раз заглянув в свой архив радиожурналиста, я обратила внимание на передачу, героем которой был один из корифеев товстоноговского Большого драматического театра Евгений Алексеевич Лебедев. Это была моя последняя встреча с выдающимся актером, которая состоялась в Латвии на Рижском взморье, в Юрмале. Вместе с супругой Нателлой Александровной Товстоноговой Евгений Алексеевич был почетным гостем V Международной Театральной Мастерской Михаила Чехова летом 1996 года. (Это был чрезвычайно интересный международный проект, который начался в 1992 году в Берлине, потом были Москва, Лондон, снова Берлин, Юрмала, Чеховское Мелихово, Страсбург. Куратором от России и руководителем Мастерских в нашей стране и в Латвии был режиссер Владимир Байчер.) Евгений Алексеевич был бодр, энергичен, в прекрасном настроении.

Никто не мог подумать, что ровно через год 9 июня 1997 года он уйдет из жизни, отметив свое 80-летие.

Мастерская - это летняя профессиональная театральная школа, куда съезжались молодые актеры, режиссеры, театральные педагоги со всех концов света. Они занимались изучением творческого метода воспитания артиста великого русского актера и педагога Михаила Александровича Чехова. Ежедневно шли занятия утром и вечером, а также проходили встречи с выдающимися мастерами сцены. Все эти занятия вызвали большой интерес у Евгения Алексеевича. Он приходил на открытые вечерние мастер-классы, сидел, внимательно вглядывался в лица юных артистов и как будто примерял на себя этюды, которые они делали с необыкновенным увлечением. И вот наступил вечер встречи участников Мастерской с Е.А. Лебедевым. Наши участники прекрасно знали, кто такой Евгений Лебедев. А иностранцы поняли, какой это артист на его творческом вечере. Никто не хотел упустить возможность заглянуть в его творческую лабораторию, задать вопросы... В тот вечер в самом большом классе, как говорится, яблоку негде было упасть. Сидели на диванах, креслах, принесли из столовой стулья, кому не хватило мест, расположились на полу. Тем, кто не знал русского языка, на английский переводила Ирина Арцис, педагог Школы-студии МХАТ. Это был высочайшего класса синхронный перевод.

Евгений Лебедев: Я буду говорить с вами как с артистами о том, что важно для каждого. Во-первых, артист должен владеть своим телом от пальцев ног до кончиков волос на голове, чтобы все подчинялось ему. У нас был такой предмет: мимика. Я не знаю, существует ли он сейчас. Если бы кто-то посторонний вошел в класс во время занятий мимикой, он бы решил, что сидят сумасшедшие и что-то невероятное делают со своим лицом.

Евгений Алексеевич продемонстрировал, что такое занятия мимикой, показал для примера, какое у него было лицо в роли Кутузова, и сказал: «Необязательно клеить бороды и усы, все можно решить мимикой». Все дружно хохотали. А он продолжил: «Это дается тренировкой. Рот, губы, брови, уши - все должно подчиняться роли, а тело будет спокойным». Проведя этот наглядный экспресс-урок, он говорил.

- Когда я получал роль, я влюблялся не в роль, а в человека. И это чувство, которое во мне вдруг открывалось, позволяло увидеть жизнь по-другому, с одной стороны, как будто затрудняя работу над ролью, но оно было настолько сильным, что обостряло и те чувства, которые должны родиться для самой роли. Сколько было ролей, столько влюбленностей. Но актер должен владеть своими чувствами. Разум, мне кажется, не то, что далек от вдохновения, но может разрушить что-то. Организм актера должен быть очень чувствительным. Моя душа, как губка, которую я на каждом спектакле сжимаю, и, выжав ее, должен опять эту душу заполнить, чтобы она была той же губкой на следующем спектакле.

Если музыкальный инструмент не настроить, он очень плохо звучит. У артиста, независимо, балета, драмы или оперетты, как у скрипки, должны быть натянуты струны, чтобы в твоей памяти возникало все то, что болело у тебя, отчего болела твоя душа. Я должен все это нести на сцену. Потому что театр - основная жизнь. Сцена моя жизнь. И сцена меня спасает, если я прихожу на нее с багажом памяти, эмоциональной, чувственной.

Когда я был в вашем возрасте, мне казалось, что я знаю больше, чем сейчас. Вот «Холстомер». Что это? История лошади, которая разговаривает человеческим языком? Мне кажется, что у Льва Николаевича Толстого это произведение, может быть, одно из самых сильных. Его недооценил и сам Толстой. Недаром эта повесть писалась в течение двадцати с лишним лет. Начиналась как история лошади. Настолько пошло натуралистическое описание лошади, что дальше все остановилось. Через много-много лет, когда Толстому что-то важное надо было сказать людям, он вдруг в эту лошадь вкладывает жизнь человека, мужика. Там есть слова такие: «Когда я родился, я думал, что я лошадь. Я не знаю, что такое Пегий...» А я знаю. Потому что в жизни я тоже был Пегий. У меня в жизни так случилось, что мать и отца я похоронил, как говорится, «заживо». Этого требовала от меня система, в которой я жил. Разве это не обидно, разве это не больно? А Толстой, которого отлучили от церкви, ведь он был человек верующий. Может быть, его вера сильнее, он веру никогда не терял... В Холстомера я вкладывал свое собственное. Я жил теми мыслями, теми обидами, теми чувствами. Все это я выплескивал через роль. Это было видно в «Истории лошади», надеюсь, что это было видно во всех моих ролях.

Молодые актеры-участники этой встречи прекрасно поняли, о чем говорил Евгений Алексеевич: накануне в концерте они видели Лебедева-Холстомера и слышали этот монолог.

- Я, наверное, очень трудный актер для режиссера, даже самого лучшего. Ходят слухи, что я съедаю молодых режиссеров, это неправда. Я просто сам к себе предъявляю большие требования. Многие режиссеры хотят, чтобы актер, получив роль, пришел на первую репетицию со знанием текста. Я этого не могу делать. Если я выучу, мне кажется, что я испорчу роль, это я, Лебедев, буду говорить. Вот у меня Крутицкий в пьесе А.Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты», человек, которому много лет. Для меня важно еще старше его сделать, чтобы ему было лет 125. А ум у него шестилетнего ребенка. Как он ходит? Какие у него ноги? Он быстро забывает, что хотел сказать. Нужно выдержать паузу: вспомнит - не вспомнит... И в этом есть процесс. Он же генерал, и у него генеральский голос. (Лебедев тут же преображается в Крутицкого, шепелявит, подает команды. Зал в восторге. - М.Р.) Я сейчас наигрываю. А если органично идет, то у Крутицкого не хватает дыхания досказать свою мысль и т.д. чтобы получился «старый склеротик»

Участники Мастерской попросили Евгения Алексеевича рассказать о его женских ролях.

- Я закончил Театральный институт, проработал в театре много лет, сыграл много ролей и, наконец, мне доверили Ведьму в спектакле «Аленький цветочек» в Ленинградском театре им. Ленинского комсомола. Потом я играл мадам Ку-ку в «Безымянной звезде» в БДТ. Ясно было, что нормальную женскую роль в театре мне не дадут. Некоторые задавали вопросы: что, среди актрис вашего театра ни одной Ведьмы не нашлось? Я перебрал весь женский состав, могла бы быть и не одна. Но Товстоногов сказал: «У тебя больше данных, тебе даже гримироваться не надо». Но я все-таки загримировался, чтобы меня не сразу узнавали на улице. Если все Ведьму играли подбородком вперед, я сделал наоборот. И стали говорить, что я играю по-новому.

И Евгений Алексеевич показал свою Ведьму, демонстрируя высший актерский пилотаж. Весь зал умирал от смеха. Но участники Мастерской попросили Лебедева научить их смеяться и плакать на сцене. И такой урок они получили. Какие только варианты смеха Евгений Алексеевич ни показывал, и как серьезно все объяснял. Это надо было видеть и слышать!

- Моя профессия состоит из вопросов, и я сам должен найти на них ответы. У меня, как у каждого актера, есть роли, которые не сыграл... Для меня после «Мещан», где я сыграл Бессеменова, и даже раньше возник король Лир. Я думал об этом короле. Я работал с польским режиссером Эрвином Аксером, который поставил у нас в БДТ «Карьеру Артуро Уи» Б. Брехта, где я играл Уи. И я ему рассказал о короле Лире, что без Достоевского его ставить нельзя. Достоевский дает основание понять, что же такое король Лир. Он заинтересовался, но у нас так и не получилось. Я сыграл Лира в Бессеменове. Семейная драма. И «Короля Лира» решали как семейную драму. Я видел такой спектакль. Я задумался над тем, что в трагедии Шекспира многие не обращают на это внимание, пышное действие происходит две или три тысячи лет до нашей эры. Шекспир - великолепный педагог для актеров. У него три тысячи лет до нашей эры, а люди такие же были: костер, жарят мясо, в шкуры одеты, дикари. Для меня Лир - это урод. Но он умирает светлым человеком, потому что прошел через муки и боли, все горести пережил от начала до конца. Это и есть Достоевский. И когда стал человеком, тут ему и конец.

Остается только пожалеть, что Евгений Алексеевич Лебедев так и не сыграл короля Лира. Наверное, это было бы очень интересно. Мне повезло: вместе с Нателлой Александровной и Евгением Алексеевичем мы гуляли по Юрмале, он нас без конца смешил, рассказывая всякие байки. И я попросила его об интервью. Собственно, это не было интервью с вопросами и ответами. Мы сидели на балконе их номера и говорили о взаимоотношениях актеров и режиссеров и о многом другом, вспоминали его знаменитые роли...

- Думаю, что актер и режиссер должны быть как муж и жена. Режиссер должен полностью растворяться в актере, а актер - в режиссере. И тогда общее получается. Ведь в актере тоже существует режиссер. Нужно только не быть непримиримым, но отстаивать свою позицию. В жизни вы же тоже отстаиваете свою позицию, уступаете в чем-то, не уступаете, убеждаете, ссоритесь, но не можете разойтись, потому что другого такого человека нет. Конечно, это счастье, когда актер находит своего режиссера, или режиссер находит своих артистов. Поэтому, когда создается театр, то создается театр единомышленников, во главе стоит вождь, можно назвать - диктатор. Я добровольную эту диктатуру принимаю.

- Вам повезло, вы нашли своего режиссера Георгия Александровича Товстоногова. Жизнь вас связала с юности.

- Георгий Александрович на полтора года старше меня. Он учился на режиссерском факультете в ГИТИСе, а я на актерском. Я знал многих его однокурсников. Стал большим режиссером еще только Борис Александрович Покровский. Тогда мы были мальчишками, кто знал, что Товстоногов станет Товстоноговым. Мы с ним снова встретились в Тбилиси. Я приходил смотреть его спектакли. Тбилиси очень театральный город. Тогда был знаменитый Русский театр и Русский ТЮЗ. У нас в ТЮЗе был режиссер Николай Яковлевич Маршак. Мы считали его нашим учителем. Он никакой театральной школы не кончал, самоучка. Из самодеятельности сделал ТЮЗ, научил артистов. Это был диктатор страшный. Но он как никто и никогда понимал жанр, стиль автора. Мы тогда вместе с Товстоноговым начали преподавать. Я ничего не знал, не понимал в педагогике, он подсказывал то, что мне и в голову не приходило.

- У вас связь неразрывная - вы с Георгием Александровичем оказались в Ленинграде сначала в Театре им. Ленинского Комсомола, а потом в БДТ. Вы еще и на его любимой сестре женились. Сколько за эти десятилетия вы сыграли прекрасных ролей, некоторые мы вспоминали: Бессеменов в «Мещанах», Уи в «Карьере Артуро Уи», даже Ведьму в «Аленьком цветочке» и Мадам Ку-ку в «Безымянной звезде», один из ваших шедевров - Холстомер в «Истории лошади». Для меня еще и шедевр - ваш Монахов в «Варварах». Эту роль никто никогда так не играл. В жалком, ничтожном существе, как, впрочем, и в других так называемых отрицательных ролях, вместе с Товстоноговым вы искали и находили человека. В финале Монахова было очень жалко.

- В искусстве, мне кажется, есть вечные темы: человек, его природа. От этой природы уходить не нужно, а наоборот, находить эту природу в себе. Как вот это дерево. Я смотрю на него - дай мне силы. Я тебе дам воды. Какое ты прекрасное! Я разговариваю с ним. Это для меня упражнение. Я упражнения делаю на каком-нибудь стихотворении, как его разные люди воспринимают. Шел я недели две назад, просто задумался об этом. «Вороне где-то Бог послал кусочек сыра». Вдруг мне как будто кто-то подсказал: а ты спой.

Евгений Алексеевич спел мне эту басню, а я записала и храню эту запись. А «Ворона и лисица» в жанре то ли оперы, то ли мюзикла стала настоящим концертным номером, который Евгений Алексеевич исполнил на своем концерте в Юрмале. Не найду слов, чтобы описать, какой был успех.

Прошло столько лет, я думаю, какие счастливые для Евгения Алексеевича были эти летние дни в Юрмале в 1996 году.

Фотогалерея