ХАБАРОВСК. На пир к Пушкину

Выпуск №1-241/2021, В России

Приступая к постановке пушкинских «Маленьких трагедий», режиссер и художественный руководитель Хабаровского камерного театра «Триада», заслуженный артист России Вадим Гогольков не мог предположить, что чума XXI века под названием коронавирус раскинет над миром свои сети, отрезав путь к общению, исполнению желаний, надеждам, планам. Но удивительное дело. Спектакль, вобрав в себя опыт, переживаемый человечеством: раздумья, страхи, растерянность, - слившись с текстом Пушкина, явил удивительно слаженное гармоничное зрелище, очень яркое и театральное. При этом никаких «современных прочтений классики», никаких «новаций», все традиционно, по Пушкину.

Замечу, что постановка «Маленьких трагедий» не первая встреча Гоголькова с творчеством Пушкина. В репертуарной афише «Триады» и «Евгений Онегин» («Раут»), и фантазия на тему «Пиковой дамы» («Страсть»), которая почти 20 лет не сходит со сцены. Да и «Маленькие трагедии» не единожды ставились режиссером.

В. Гогольков: «Первая постановка «Маленьких трагедий» была предпринята мною задолго до сегодняшнего спектакля, с неопытными еще артистами самодеятельного театра пантомимы. Тогда мне казалось, что чем сложнее я поставлю перед исполнителями задачи, тем реальнее мы приблизимся к статусу профессионального театра. Но тогда к выполнению таких задач мы не были готовы. Второй раз обратился к «трагедиям» в 1999 году, когда мы обрели свое помещение и статус муниципального театра, это был совсем другой спектакль, но и тогда нам не удалось разгадать того главного, что было заложено в пьесе. А именно - ее простоты, той гениальной пушкинской простоты, которая есть суть мудрости.

Наверное, стремление глубже проникнуть в поэтический текст, а также предыдущий опыт постановок помогли режиссеру создать на сцене ту удивительную атмосферу погруженности в предлагаемые обстоятельства, когда текст, музыка, хореография, костюмы, сценография слитны и неразделимы. Когда одно вытекает из другого, и стихи звучат, говоря словами одной из пушкинских героинь, «как будто их рождала не память рабская, но сердце». При этом никакой «иконы», на сцене Пушкин живой, простой, наш, при всем глубочайшем к нему уважении. Пришли легкость и простота, а с ними свобода, и персонажи приблизились к нам сегодняшним.

В. Гогольков: «Считается, что «Маленькие трагедии» - пьесы для чтения. Они написаны и ставятся как четыре самостоятельных и не связанных друг с другом сюжета. Но мне показалось интересным включить «Моцарта и Сальери», «Скупого рыцаря», «Каменного гостя» в сцены «Пира во время чумы», чтобы в спектакле ощущались не только разгул и веселье, но и атмосфера нависшей над всеми гибели. Примеряя на себя различные маски и личины, персонажи по ходу действия разыгрывают каждый свой спектакль, вынося на суд зрителей историю, взятую из собственной жизни. Такое своеобразное исследование на тему, что чувствуют люди в преддверии возможной гибели. Объединить отдельные сюжеты в единое целое, превратить массовку в ансамбль, призван персонаж от театра - Шут, которого придумала и сыграла актриса и хореограф театра Юлия Новикова».

Добавлю, что «массовка» в данном случае - понятие условное, она, строго говоря, в спектакле отсутствует. А карнавальный образ, то лукавый, то серьезный триадовский Шут не только воплощает идею уличного балагана, но и правит бал, соединяя, предостерегая, провоцируя и помогая участникам действия.

Не случайно также решение Гоголькова взять за отправную точку спектакля трагедию «Пир во время чумы», ибо именно эта пьеса является переводом сцены из драматической поэмы Джона Вильсона «Чумный город», где автор описывает лондонскую чуму 1665 года (в пьесе только песни Мери и Председателя принадлежат перу Пушкина). А осенью 1830 года в России, как известно, свирепствовала эпидемия холеры, которую все называли чумой.

Сценография, в которую главный художник театра Сергей Ким поместил спектакль, лаконична и выразительна. Сцена, находящаяся внизу, словно раскрытая ладонь, на которой в центре сооружен помост, сложенный из сундуков, напоминающий то театральные подмостки, то Голгофу, а то, словно вспомнив свое прямое назначение, становится сундуками с золотом в подвале дома Барона (Вадим Гончаров).

«Скупой рыцарь» - самая печальная пьеса, ибо она о несвободе. Мы все рабы своих привычек, говорит театр, зависим от скупости, от власти, от богатства, от догм и правил, от самих себя. Так в чем же смысл, в чем счастье, которого мы все ищем и так и не находим? Зрители в зале не сразу понимают, в какой момент чужая придуманная история проникает в душу и становится твоей собственной, шутка оборачиваются трагедией, а трагедия превращается в фарс. Только нет среди участников представления счастливых и удачливых, хороших или плохих, все обречены на гибель, крах, разочарование. Проигравшие все.

А может, это музыка Дмитрия Голланда ворожит, колдует и завораживает, начиная свой разбег по кругу. Кажется, только что завершилась очередная история, отзвучали аплодисменты, раскланялись преувеличенно радостные уличные актеры. Но из темноты снова и снова возникает знакомый рефрен «зачинателя игры», неотвязно, вкрадчиво. И шоу продолжается.

На сцене хрестоматийно известный «Моцарт и Сальери». Но где пудреные парики и кружевные рукава? Моцарт в исполнении Павла Данилкина будничный, немногословный молодой человек, похожий на преподавателя вуза, который зашел в студенческую аудиторию прочесть очередную лекцию. Данилкин - актер «с тайной», которую все время хочется разгадывать. Его Моцарт то и дело прислушивается к тому, что происходит внутри него, и ему нет никакого дела до переустройства мироздания и чужих комплексов. Он легко сочиняет свои гениальные мелодии, смеясь, называет «безделицей» то, что останется в веках, и это приводит в ярость его друга Сальери (Илья Ли). Снедаемый болезненной, все сокрушающей завистью, которая как из кипящего котла вот-вот вырвется наружу, Сальери искренне не понимает, почему ему, «жрецу, служителю музыки», который «усильным, напряженным постоянством достигнул степени высокой», так непросто даются моцартовские высота и легкость! Актер показывает природу и динамику развития этого чувства - от первых уколов самолюбия до последнего шага. Кстати, в сохранившейся обложке рукописи Пушкина, дошедшей до нас, первоначальный заголовок пьесы, написанный рукой поэта, значится: «Зависть».

Против всего косного, лицемерного, воплощенного в огромной нелепой статуе, восстает Дон Гуан в «Каменном госте». Юрий Шарымов - Гуан (он же Председатель в «Пире во время чумы», Герцог в «Скупом рыцаре»), как всегда, убедителен. Его герой, бунтующий, безрассудный, жестокий, лицемерный, влюбленный - сам как вызов судьбе («Всё, всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья...»). Пусть гибель, смерть, только бы действовать, любить, добиваться. Жить!

Театр как бы предостерегает, без назидания, без указания перстом: остановитесь, пока не поздно, оглянитесь вокруг, прислушайтесь к голосу разума, не то проживете в сыром подвале, охраняя груду металла или корчась от зависти - и умрете, не насладившись жизнью, чуждые любви к ближнему, не познав радостей и веселья.

В. Гогольков: Теперь понимаю, что прежние мои опыты («Онегин», «Страсть») были лишь подступами к Пушкину. На сегодняшний день задачи, которые ставил перед собой, я выполнил. Кажется, впервые сделал то, что хотел. Разумеется, не так легко нам далась эта «простота»: монологи, диалоги, ансамбль, стихи долго не получались. Но преодолели...

Фото Дарьи МАРЬЕНКО

Фотогалерея