"Среди миров, в мерцании светил..." / Вспоминая Николая Сличенко и Тамиллу Агамирову (Москва)

Выпуск №2-242/2021, Вспоминая

"Среди миров, в мерцании светил..." / Вспоминая Николая Сличенко и Тамиллу Агамирову (Москва)

Это было в прошлом веке. Я шла в театр «Ромэн», чтобы взять большое интервью у его художественного руководителя, Николая Алексеевича Сличенко. Мы познакомились незадолго до этого дня, и меня покорила доброжелательная реакция человека, сказавшего: «Я готов. Мне сдается, мы хорошо поговорим».

Шла, немного побаиваясь: Сличенко был для меня живой легендой, потому что голос его сопровождал, кажется, с самого рождения. Отчетливо помню, как мой отец буквально замирал перед радиоприемником, а позже телевизором, когда раздавались первые звуки голоса Николая Алексеевича, как просил окружающих замолчать на это время. Становясь старше, я ходила на спектакли театра, стараясь попасть на те, в которых участвовал Николай Сличенко, и невозможно забыть, как его появление сопровождалось аплодисментами и криками «браво» еще до той минуты, когда начинал звучать этот волшебный голос.

... В просторном и уютном кабинете художественного руководителя театра «Ромэн» разговор сложился как-то сразу, без напряжения. Говорили о русской культуре, пронизанной цыганскими культурными мотивами не только в мелодиях, но в чем-то «корневом». Ведь не случайно родились пушкинские «Цыгане», Федор Иванович Протасов, «живой труп», устами которого Л.Н. Толстой так точно сформулировал разницу между свободой и волей, Грушенька Н.С. Лескова, стихи Аполлона Григорьева и еще многое, многое. Да и мировая культура впитала немало от цыганских традиций... Кочевое племя оставило свои неистребимые следы едва ли не по всему миру.

Незадолго до нашей встречи вышел сборник «Сказки цыган». Прочитав его, я ощутила ту «слиянность», что происходила между этим народом и теми, среди кого проходила их жизнь, останавливая табор то в одной точке, то в другой.

Говорили, конечно, и о спектаклях театра, в первую очередь, о «Живом трупе», вызвавшем огромный интерес у самой строгой части критики. Едва ли не все, кто писал об этом спектакле, отмечали выдающееся актерское мастерство Николая Сличенко, точность и естественность существования в столь сложном образе.

И, как это нередко случается в долгих интервью, наступил момент «расслабления», позволивший задать вопрос, не относящийся к творчеству. Я спросила: «Николай Алексеевич, пожалуйста, расскажите хоть немного о гаданиях, предсказаниях. Я не о тех женщинах, которые ловят на улицах прохожих, предлагая «позолотить ручку», чтобы раскрыть им таинства судьбы, а о том, что глубже, загадочнее... Может быть, это особый дар, которым наделен именно цыганский народ?..»

Сличенко помолчал немного: «Видите ли, если рассуждать об этом всерьез...» Хотите верьте, хотите - нет, но в эту минуту диктофон остановился. Николай Алексеевич вызвал радиста театра, тот, немного покопавшись в технике, заставил нас произнести несколько фраз и сказал, что все в порядке. Тут бы мне и успокоиться, но любопытство не отпускало: «Так давайте вернемся к тому, о чем начали говорить!» Николай Алексеевич повторил свою фразу-размышление и - диктофон снова замер. «Ну, значит свыше не хотят касаться этой темы, - улыбнулся он, - давайте продолжим о театре».

Спустя короткое время, мы оба заметили, что диктофон возобновил свою работу без чьих бы то ни было усилий... И мне пришлось осознать, что кроме понятия «воля» есть и понятие «табу»...

Щедро одаренный Богом и природой, Николай Сличенко не мог замкнуть свое дарование на чем-то одном: он прекрасно пел, танцевал, стал артистом, не имея специального образования, затем потянулся к режиссуре, поступив в ГИТИС на курс Андрея Александровича Гончарова, позже сам начал успешно преподавать. И во всем, что бы он ни делал, проявлялись яркий талант, неукротимый темперамент, зажигавший окружающих, будь то ученики, артисты-труппы, просто коллеги из других театров, самые обычные и самые искушенные зрители, словно согревающий костер. Один для всех...

Не берусь утверждать, но мне кажется, что определение «цыганщина», утвердившееся еще в начале ХХ века и приобретшее некий пренебрежительный оттенок (порой и не без оснований) в советское время опроверг всем своим творчеством именно Николай Алексеевич Сличенко. Стоило всмотреться в выражение его лица, когда он пел цыганские ли, русские ли песни и романсы, даже когда перед гастрольной поездкой театра «Ромэн» в Японию выучил народную песню на японском языке - все было настолько пронзительным, что становилось очевидным: мелодия и слова словно рождаются в его душе и сами по себе струятся, высвобождаясь из нее на волю. Он проживал не только жизнь своих персонажей на сцене и экране во всех подробностях, в мельчайших мелочах, он проживал каждый романс, каждую песню. Как пел Николай Алексеевич после ухода из жизни его матери, Ольги Алексеевны, есенинские стихи «Ты жива еще, моя старушка...» Слезы блестели на его глазах, а в зрительном зале (думаю, что и у экранов телевизоров!) люди плакали, не стесняясь своих эмоций - ведь боль от потерь самых близких известна едва ли не всем.

А то, что некоторые называли «цыганщиной», Николай Сличенко неуловимо превращал в магию искусства своего народа. Магию, овладевающую всеми. Он пел ставшие особенно популярными цыганские песни, и наступал момент, когда тело само начинало двигаться, диктуя ритм, жесты, не позволяя устоять на месте.

«Ах, ручеёчек, ручеёк, ай, брал я воду на чаёк...» - чем так влекла эта незатейливая песня, чем зажигала? Волшебным голосом Николая Алексеевича, его яркой мужской красотой, ослепительной, искренней, открытой улыбкой, горячим темпераментом, постепенным рождением движения, переходящего незаметно в какую-то неудержимую, отчаянную, мальчишескую пляску. И в ней оживала радость жизни, радость свободного дыхания, счастье движения.

Его называли «главным цыганом страны», но Сличенко принадлежал миру. Не счесть, сколько стран покорил спектакль «Мы - цыгане», как не счесть и его поклонников. Не только в стране, но во многих странах Николай Алексеевич Сличенко сделал цыганскую песню не просто популярной, но безгранично любимой, необходимой в грусти и в радости.

На официальных фотографиях пиджак Николая Алексеевича - весь в орденах, медалях, разного рода высоких наградах, а лицо при этом - какое-то смущенное. Потому что не в этом было для него необходимое признание: в большой, бесконечно любимой семье, в театральной семье по имени «Ромэн», в учениках. И невозможно забыть даже тому, кто слышал всего однажды, как пел он, глядя в глаза своей жене, красавице, актрисе, известной по сцене и экрану Тамилле Агамировой романс на стихи Иннокентия Анненского: «Среди миров, в мерцании светил, одной звезды я повторяю имя...» Они прожили, почти не расставаясь, без малого шесть десятилетий - всегда рядом: дома, в театре, на вечерах в Доме актера, в гастрольных поездках, судьба одарила их сыновьями, дочерью, внуками, каждому из которых досталась доля любви и нежности.

Прошло два месяца с момента ухода из жизни Николая Сличенко и 1 сентября не стало Тамиллы Суджаевны - его звезды, освещавшей дорогу жизни светом и теплом. Когда-то Николай Алексеевич говорил, что и в предыдущей жизни они были вместе. Им всегда не хватало друг друга...

Тамилла Агамирова пришла в «Ромэн» молодой, отличающейся редкой красотой, незаурядными вокальными и хореографическими данными. Эта азербайджанка, закончившая Бакинский театральный институт, отличалась поистине царской статью. В ней органически сочетались женственность, утонченность, таинственность. Тамилла Агамирова могла и умела играть все - от трагедии до современных пьес. Именно это, вероятно, зорко подметила в 1952 году в Свердловске, где Тамилла Суджаевна участвовала в концертах, ведущая актриса московского театра «Ромэн», бывшего в то время в Свердловске на гастролях, Ляля Черная. И привела Агамирову в театр, куда ее тут же приняли.

Молодой актрисе не пришлось долго ждать ролей - за исполнение своей первой же роли в спектакле «Упрямые сердца» Тамилла Агамирова была выдвинута на соискание Сталинской премии, а за годы работы в «Ромэне» сыграла более 50 ролей, среди которых были поистине звездные: Витора («Сломанный кнут»), Евгения Семеновна («Грушенька»), Олеся («Олеся»), Марьяна Пинеда («Марьяна Пинеда»), Цоха («Я - цыганка»), Клавдия («Цыган»)...

И еще одно нестершееся воспоминание. Дочь Николая Алексеевича, названная в честь матери Тамиллой, в какой-то момент решила освободиться от «груза» отцовской фамилии и уехала на семь лет в США. А когда праздновался в театре юбилей Николая Сличенко, втайне от него приехала в Москву. Она вышла на сцену, взяла микрофон и запела, глядя на растерявшегося, не ведавшего о ее приезде Николая Алексеевича: «И нисколько мы с тобой не постарели...» Он стоял, прижав палец к губам и смотрел на любимую дочь, без которой так тосковал. Сидящая на сцене труппа не утирала слез, плакали и в зале. Этот момент был заснят телевидением, он вошел в одну из передач, которые транслировались едва ли не по всем каналам в день, когда Москва прощалась с любимым артистом, режиссером, певцом, педагогом.

А я была в тот вечер в зале театра «Ромэн», переполненным зрителями-почитателями удивительного, неповторимого таланта, вызывавшего любовь не только своим мастерством, но и Личностью. Личностью, для которой не существовало ничего превыше Воли. А она заключалась для Николая Алексеевича в чувстве собственного достоинства, помноженного на Веру, Надежду и Любовь. А еще на Совесть и Благородство, которые в одной из своих песен Булат Окуджава назвал «святым нашим воинством».

Николай Алексеевич считал, что они были вместе в прошлой жизни. Судьба судила им и там, где их души заслужили свет и покой, оставаться вместе... Там, «среди миров, в мерцании светил...»

Вот такими и будут жить всегда в моей благодарной памяти Николай Алексеевич Сличенко и Тамилла Суджаевна Агамирова...

Фотогалерея