КУРСК. Страх смерти хуже, чем сама смерть

Выпуск №3-243/2021, В России

КУРСК. Страх смерти хуже, чем сама смерть

На темной сцене молодые люди в белом. Они стоят группами по несколько человек, и свет мечется между ними, выхватывая то одних, то других. Они готовятся говорить, это очевидно по тому, как они набирают воздух в грудь, как эмоции проступают на их лицах. Они готовятся сказать что-то важное, нужное, что может изменить привычную картину мира. Они хотят говорить! И не говорят. Не успевают, потому что каждому из них, по цепочке, испуганный сосед зажимает рот ладонью. В этом обществе и в этих обстоятельствах у тебя нет права на высказывание. Слушайся, сдерживайся, будь как все. А если не в силах совладать с собой сам, система поможет тебе услужливой ладонью соседа.

Именно этой антиутопической сценой Молодежный театр «» и режиссер Сергей Малихов приглашают зрителей в маленькую деревушку в восточной Анатолии, затерянную в горах, затопленную страхом: девять месяцев в году люди вынуждены существовать почти беззвучно, как призраки самих себя, чтобы не спровоцировать сход лавины, и лишь три месяца могут нормально жить - жениться, рожать детей, праздновать, стрелять, петь и смеяться. Из спектакля в спектакль Малихов с упорством исследователя проверяет человека на прочность. Это касается и героев пьес, выбранных к постановке, и актеров театра (про многочасовые изнурительные репетиции среди курских театралов ходят легенды), и зрителей, для которых каждый поход на спектакли «3Д» становится эмоциональным потрясением. Репертуар театра строится на острых и болезненных произведениях, от «Ямы» А.И. Куприна до Гюго, как будто Малихов и его труппа через эту боль изо всех сил пытаются зрителей разбудить: некая шоковая терапия, призванная расшевелить обленившуюся, закормленную комедиями публику, заставить ее чувствовать и сопереживать.

Театр «3Д» в названии имеет определение «пластический», и почти во всех спектаклях именно через внешнее, через движение, режиссер и актеры идут к внутреннему. Самое страшное горе, самая чистая радость выражаются прежде всего с помощью пластики и лишь потом, если в этом есть необходимость, добавляется слово. Поэтому выбор «Лавины», одного из самых тихих произведений «турецкого Чехова» Тунджера Джюдженоглу, кажется вполне закономерным. Сам автор в предисловии к пьесе рекомендует актерам произносить реплики шепотом, но Сергей Малихов идет дальше и почти совсем убирает из спектакля речь. Персонажи общаются на языке жестов, а все, что нужно знать зрителям, транслируется на экране. «В селении, окруженном со всех сторон массивами гор, местные жители громко не разговаривают...», - повествуют стены. И жители деревни тоже пытаются рассказать, выплевывают что-то беззвучное и тут же ловят его в кулак, заталкивают обратно в рот - страшное в своей простоте пластическое решение невыносимого молчания.

В центре истории семья из четырех человек. Четыре угла дома, четыре живых сердца, и у каждого свои шрамы: молодой мужчина, его невеста на последнем месяце беременности, его мать и старший брат. В оригинальной пьесе главных действующих лиц чуть больше, но Сергей Малихов очень разумно вычеркнул самое старшее поколение, тем самым сместив фокус внимания на молодых, которым внутри жестоких правил деревни не просто плохо, а физически невыносимо.

Герои безымянны. И в пьесе, и в спектакле ни один человек ни разу не обращается к другому по имени, и это еще одна небольшая, но очень важная черта в общей картине происходящего: все жители деревни обезличены, сведены до функций, исполняемых ими в обществе: председатель, повитуха, молодые мужчина и женщина. Молодая женщина (Алина Толстых) уже несколько дней страдает от боли: кажется, ребенок собирается появиться на свет чуть раньше, чем наступит безопасный от схода лавины период. И это - смертный приговор для будущей матери. Она знает, местные жители настолько боятся стихии, что однажды похоронили заживо девушку, роды которой начались раньше срока. Страх, что младенец закричит и погубит всю деревню, оказывается сильнее человечности. У актрисы невинная, почти детская внешность, но богатая мимика и завораживающая пластика, благодаря чему сцены схваток приобретают почти бесовской оттенок. Хрупкую героиню гнет и кидает в разные стороны, она то кувыркается, то изгибается в мостик - это боль, которую она скрывает ото всех, раздирает ее тело. На этом фоне очень символично выглядит тот факт, что именно маленькая иконка, подарок подруги, раз за разом помогает женщине перетерпеть схватки.

У молодого мужчины (Антон Уханов) своя причина для беспокойства. Он догадывается, что с любимой что-то не так, но все, чем может помочь, - обещание лучшего будущего, которое вот-вот настанет. Открытое, светлое лицо актера и язык тела рисуют доброго, может быть, даже наивного парня, который не выдумывает утешений, а действительно свято верит в то, что до счастливого завтра остались считанные дни. Сцена мечты о свадьбе с одеялами вместо подвенечных нарядов и веником в роли букета невесты выглядит так трогательно и щемяще, что невольно вместе с героями втягиваешься в эту игру, и тоже начинаешь грезить о шумном празднике.

Матери (Людмила Коновалова) уже давно все безразлично. Она, как и все старики деревушки, просто доживает свой земной срок, ни на что особенно не надеясь, и, кажется, не различая, когда заканчивается один день и начинается другой. Актриса сутулится, неуверенно ступает, ее словно пригибает к земле, но причина не в возрасте (ведь она, судя по сыновьям, не так стара), а в невыносимой моральной тяжести. И лишь однажды выходит из ступора и проявляет хоть какие-то эмоции, когда видит в руках невестки икону. Так мы узнаем страшную личную историю, сломавшую героиню. Ей не на что опереться в жизни, она не верит в Бога (а уж в людей и подавно) с того самого дня, как Бог не услышал ее молитв и позволил жителям деревни во имя соблюдения тишины заживо похоронить беременную женщину. Так в одночасье соседи и друзья превратились в хладнокровных убийц, а она сама - в молчаливого свидетеля, по сути, соучастника преступления.

Очень любопытна фигура брата (Евгений Заболотный). Парень недавно вернулся из армии и всеми силами старается заменить семье отца, а это значит, что должен, как и всякий старший, неукоснительно следовать правилам. Заболотный, профессиональный хореограф, очень точно пластически передает внутренний разлад героя, которого буквально разрывает надвое: одна часть его личности стремится выполнить долг перед обществом и матерью, а другая, терзаемая ночными кошмарами и личными демонами, рвется наружу, настаивая на своем праве голоса. Неудивительно, что именно старший брат в какой-то момент становится той самой «бомбой», что изнутри взрывает кольцо беззвучия. «Я сейчас заору», - говорит он шепотом, и в уже привычной тишине он звучит набатом.

На протяжении всего спектакля в зрительном зале очень тихо. Никто не переговаривается, не шуршит вещами и даже не кашляет, как будто липкий темный страх вместе с героями пьесы сковал и зрителей. И чем ближе к финалу, тем страшнее: уже понятно, что роды начались раньше срока, председатель во имя всеобщего блага приговаривает молодую женщину к погребению заживо, а мужчина, чьи мольбы сохранить возлюбленной жизнь никого не трогают, хватается за ружье и в одиночку обороняет ее от толпы. Старший брат выхватывает у него ружье с тем, чтобы поступить по правилам, и вдруг принимает сторону влюбленных. Он осознает: невозможно жить в вечном страхе. Обстановка накаляется, события наслаиваются, и становится ясно, что этот спектакль - действительно, лавина подавленных эмоций, невысказанных мыслей, невыплаканных слез и затаенной боли. Лавина, которая медленно, но верно собирается над головами зрителей, чтобы однажды от чьего-то крика обрушиться и погрести под собой весь зал. За одним этим криком следуют и другие. От боли кричит роженица, от страха вопят односельчане, а над всеми людьми безучастно воет сирена, оповещая, что скоро все замолчат навсегда.

Несмотря на довольно мрачное, даже трагическое настроение пьесы, финал у драматурга жизнеутверждающий: лавина не сходит (а может, ее никогда и не было?), жители деревни радуются и празднуют начало новой, теперь уже «громкой» жизни. В спектакле театра «3D» все далеко не так однозначно: грохота от сходящей лавины не слышно, сцена просто тонет в затемнении, но и каких-то намеков на то, что все закончилось хорошо, режиссер тоже не делает. Да, из темноты жители деревни выходят уже счастливыми, и молодая пара наконец-то женится, но, во-первых, это уже поклон, а во-вторых, финальная сцена напоминает счастье после жизни, некое вознаграждение сельчанам за те серые и безрадостные будни, что они влачили до сей поры.

Новая работа Молодежного театра «3Д» стала еще одной попыткой режиссера и труппы детально и бесстрашно разобраться, что же из себя представляет человек, оказавшийся в стрессовых условиях. Где находится та грань, за которой происходит слом, и почему кто-то сдается быстрее, а кто-то не поддается, как его не дави? Жители деревни отчаянно цепляются за свои правила, думая, что неукоснительное следование им позволит сохранить жизнь внутри маленькой общины, но на самом деле уже давно погребены заживо. И дело не в лавине, они закопали себя под своими собственными запретами. Живыми в этой истории выглядят лишь молодая пара, да старший брат. Первые - потому что влюбленной молодости в принципе неведомо чувство страха, а брат столкнулся в армии и с более серьезными вещами и уже просто устал бояться. И если жить в постоянном ожидании опасности, можно пропустить собственную жизнь, а это, как прекрасно иллюстрирует спектакль, гораздо мучительнее и страшнее, чем смерть от буйства стихии.

 

Фото предоставлены театром

Фотогалерея