Играют дети / Первый детский театральный фестиваль «Б'АRT'О» (Санкт-Петербург)

Выпуск №4-244/2021, Любительские театры России

Играют дети / Первый детский театральный фестиваль «Б'АRT'О» (Санкт-Петербург)

В октябре в ТЮЗе им. А.А. Брянцева прошел театральный фестиваль «Б'АRТ'О». 14 коллективов из разных городов России показали свое мастерство. Для Санкт-Петербурга подобное событие не новость, ведь ежегодно проходит международный «Брянцевский фестиваль» детских театральных коллективов. Но в этот раз организаторы посвятили новую театральную встречу искусству поэтического слова.

В настоящее время существует повышенный интерес к любительским детским театрам, но возникает проблема, как оценить детское сообщество. В детском театре (как нередко и во взрослом) нет регламентированных критериев работы с любителями, не выработан индивидуальный язык и стиль. Если мы вспомним историю любительского театра в России, то поймем, что он всегда был самостоятельным социокультурным явлением. Не прекращались споры и по поводу сущности, задач и целей подобных театров: важнее процесс, а не результат или все-таки качество спектакля? Отсюда появлялось непонимание у «профессиональных» зрителей, какую позицию им занимать: эксперта, журналиста, хроникера?

Мы попытались погрузиться в среду театра для детей, о детях, созданного детьми, чтобы определиться с собственным восприятием. На фестивале были представлены музыкально-пластические действия «Федорино горе», «Хемуль, который любил тишину», «Одолеем Бармалея». Неожиданная работа «Одолеем Бармалея» музыкального театра «Серебряный ключик» по текстам К.И. Чуковского в форме детской игры со своими сверстниками и людьми старшего поколения создана режиссерами Светланой Елякиной и Еленой Павлович. Отрывки из «Мухи-Цокотухи», «Мойдодыра», «Доктора Айболита», «Бармалея», «Телефона» и других стихотворений были не просто проговорены под музыку формально, а пропеты, продекламированы актерами виртуозно. Получился своеобразный калейдоскоп, который приснился малышу после насыщенного дня. Однако режиссерское внимание направлено не только на ребенка. Во взаимоотношениях главного героя с родителями прослеживалась тонкая педагогическая мораль, наставления как для маленьких, так и для взрослых. Постоянно балующийся, придумывающий новые игры, не желающий спать главный герой, Бармалей, беспокоил родителей, но и они не понимали, что детскую фантазию трудно усмирить.

Следующую группу образовывали спектакли с ярко выраженной нарративностью - «Иван Иваныч Самовар», «Граф Нулин», «Бурёнушка». Режиссеры Алла Белоусова и Максим Зарецкий последовали за текстом поэмы А.С. Пушкина «Граф Нулин» и создали шутку, анекдот. Из декораций лишь две колонны и ширма посредине (которая, упав в конце, показала нам портрет прилежного семейства), бюст великого писателя. Кстати, Пушкин присутствовал в роли рассказчика, который порой и сам не представлял, что вытворят его герои сейчас. Костюмы намекали на историчность: платки и сарафаны на дворовых девушках, фраки на господах, платье «а ля ампир» и митенки на Наталье Павловне.

В спектакле театра-студии «Александрино» постоянно прослеживался мотив переодеваний, подмен, лицедейства. Молниеносно происходила смена одеяний, и крестьянки превращались в учениц и преподавательницу Института благородных девиц на уроке танца. Искусно вплетена в ткань спектакля современная действительность: песня, которую как на рок-концерте пел граф Нулин; вместо цокота копыт на скачках слышался звук мотора; кожаные фуражки и очки напоминали сыщика из мультфильма «Бременские музыканты».

Следующие спектакли были сгруппированы по принципу бессюжетного изложения материала («Девчонки+мальчишки=?!», «Первоклашки», «Из дома вышел человек»). Постановка «Девчонки + мальчишки = ?!» по мотивам стихотворений «Девичий форум» Агнии Барто и «Игра» Даниила Хармса начиналась с того, что на черном заднике появлялось анимированное солнце, у которого (как полагается в детских сказках) есть ручки, лицо. И оно задорно и даже слегка злорадно смеялось над всем происходящим. Из кулис выбегали обычные девчонки и мальчишки в джинсах, желтых и оранжевых футболках. Юный зритель наверняка без усилий узнал себя в спектакле театральной студии «Балагуры» режиссера Ирины Шейкиной. Далее произошла всем известная с детства история: противостояние девочек и мальчиков. Вторые вечно подтрунивали, шутили, устраивали ловушки. Но и первые не давали себя в обиду: сначала пытались действовать силой, а уже затем хитростью (эти наивные, юные существа уже осознавали, какую власть имели над противоположным полом, они пытались обворожить мальчишек своей красотой и повести за собой).

Практически все сценические действия имели поэтическую основу, за исключением спектакля «Хемуль, который любил тишину» по прозе Туве Янссон. Пожалуй, в этом спектакле театральной студии «Дверь в лето» (режиссеры Наталья Корух и Олег Корух), несмотря на присутствие главного героя, основная работа легла на массовку, служителей просцениума. В определенные моменты они могли выступать в разных ролях: родственники Хемуля, дети парка аттракционов. Они были облачены во все черное, на головах цилиндры, что как бы стирало границы возрастной и половой принадлежности. В постановке обилие пластических массовых сцен: рисуя образ монотонности жизни, артисты передавали из рук в руки цилиндры, и возникало ощущение бесконечного конвейера; дрожащие листы бумаги над головой создавали иллюзию дождя, а работа с полиэтиленом - ветра и морских волн; танец со стульями и горящими звездами отсылал к современному танцу в стиле модерн. Жаль, что артистам не хватило четкости исполнения, они забывали текст, терялись.

Помимо игры на профессиональной сцене ребят ждала насыщенная программа тренингов по актерскому мастерству, сценическому движению и речи от ведущих театральных педагогов и артистов ТЮЗа. Какова судьба этих показов «на местах», и как их воспринимал местный зритель - не ясно. Хотя мы замечали, что дети с удовольствием реагировали, смеялись и даже сопереживали своим «коллегам-актерам» на сцене. Но так или иначе, мы столкнулись со сложностью: режиссеры-педагоги позволили себе ставить истории, в которых дети играли во взрослую жизнь, иногда даже существовали в той исторической эпохе, о которой они знали лишь понаслышке. Смотрелось это странно и порой абсурдно. Складывалось ощущение, что они хотели высказать свои нереализованные идеи, показать режиссерские приемы, но в детском спектакле осуществить это не удалось. На наш взгляд, неуместно, когда десятилетний мальчик играет умирающего Хармса или Хемуля, мечтающего поскорее состариться.

Художественная составляющая многих спектаклей была основана на визуальных эффектах, воздействии музыкального сопровождения (хотя чаще всего его громкость перекрывала реплики актеров, и смысл терялся), попытках представить нагромождение декораций (тем самым скрыть плохую актерскую игру) или аутентичных костюмов эпохи.

Для себя мы выделили двух фаворитов: это спектакли «Стихи из гетто» и «Соня». Первый из них стал лидером в номинации «Лучший спектакль». Композиция «Стихи из гетто» по произведениям Аллы Айзенфарш театра-студии «Горошины» не могла оставить никого из сидящих в зале равнодушным. Вспоминать ужасы войны - страшно, но безмерно жутко становится, когда об этом так правдоподобно рассказывают дети. Они появляются на сцене в самом начале спектакля, играют, беззаботно резвятся, но в один миг их хрупкое счастье разрушает война. На протяжении всего действия детские голоса прорезаются сквозь пространство и время к нам в настоящее, рассказывая чередой сменяющихся пластических картин и стихов, как прятались от немцев, как голодали, как не хотели умирать. Они не проронили ни слова о том, что были пойманы и убиты. Об этом красноречиво рассказала груда детской обуви и одежды, брошенная по центру сцены, и тусклый свет лампы.

Вообще в режиссерском замысле Евгении Латониной световое решение имело особый смысл. Здесь не нужны были предметы быта; слова, музыка и пластика сказали сами за себя. Свет лампы - олицетворение жизни, к ней тянулись как к чему-то теплому и спасительному (сцена, когда ребята столпились под лампой, стояли тесным кругом и протягивали свои хрупкие руки вверх), но вот она погасла, и наступил конец всем надеждам и тревогам, потому что после смерти дети-мученики обрели долгожданный покой.

Все завершилось риторическими вопросами-восклицаниями, на которые точно уже никто не сможет дать ответа: за что? Почему кто-то играет, гуляет по улице, а мы нет?

Спектакль «Соня» по книге Алексея Олейникова и Тимофея Яржомбека «Соня из 7-го Буээ» также не оставил безучастным ни детей, ни взрослых, поскольку все мы проходили подростковый период жизни, и кто-то узнал и вспомнил себя. На фоне аскетичных декораций разворачивались нешуточные проблемы и схватки. Подростков волновали вопросы: почему я одинок и меня никто не принимает? Почему меня травят, унижают? Как общаться с родителями, учителями, да любыми взрослыми? Зачем нужна эта школа? Почему меня нельзя любить просто за то, что я есть?

Металлическая конструкция, обклеенная цветным скотчем, трансформировалась то в клетку, то в аквариум, то в школьный класс, то в окна. И если в начале дети стояли за ней, отгораживаясь от внешнего мира, то в конце декорация оказалась уже перед зрителями: тем самым они отгородили нас, взрослых, от себя. Вообще, для спектакля театральной студии «Дети райка» характерна кольцевая организация, повторы, которые рифмовались между собой. Так, в начале артисты подняли с пола листы бумаги, смяли их и бросили себе под ноги - символ отрицания всего вокруг. В финале эти же скомканные листы полетели в зал, как надежда наладить связь, быть услышанными и понятыми.

В костюмах прослеживалось желание подростков быть как все, подражать массовой культуре (джинсы, белые футболки), но в то же время показать собственную индивидуальность (на футболке наклеен у каждого свой символ: грустная рожица, капли, абстрактная фигура). И только одна девушка была во всем черном, при том, что остальным она не противопоставлена. Режиссер Иван Савченко акцентировал внимание на важной детали - красных наушниках. С ними постоянно производили манипуляции - передавали друг другу, вырывали из рук, и это читалось как знак: теперь твоя очередь говорить. В спектакле четко прослеживалась полифония голосов. Соня не одна, кому было что сказать; о своей нелегкой судьбе говорили практически все герои спектакля.

В рамках фестиваля «Б'АRT'О» проходила драматургическая лаборатория «ПЬесочница», ставившая целью найти не просто актуальные и интересные пьесы для детей, но и дать им дальнейшую творческую жизнь на сцене профессионального театра. Читки сегодня популярны, они стали привычными для взрослой публики, а вот для детей, воспринимающих больше визуальный, а не текстовый формат, ситуация оставалась спорной. Собственно, еще одной задачей лаборатории стали поиски ответов на важные вопросы: в какой степени читки будут восприняты детьми и смогут ли они их заинтересовать. Немаловажную роль для организаторов играла вовлеченность детского жюри в обсуждение эскизов, так как именно их мнение учитывалось при отборе лучшего текста. Насколько такой подход оказался удачным, нам предстоит узнать, проанализировав каждую работу отдельно.

Режиссер Андрей Слепухин поставил три эскиза по пьесам «Пчелы не болеют коронавирусом» Глеба Колондо, «Вадик поет свою музыку» Полины Коротыч и «Акула-укулеле» Марты Райцес. Важно, что все тексты драматургов не просто поверхностно описывали детский мир, а плавно погружали в него, рассказывали о тех проблемах, с которыми сталкивается ребенок на пути к взрослой жизни. Истории невероятно современные, злободневные, затрагивающие проблемы самоопределения и идеально подходившие для семейного прочтения.

Каждая пьеса имеет свой возрастной ценз, но он лишь формальный. Например, текст Глеба Колондо предназначен для аудитории 6+, но его смело можно ставить как для взрослой публики, так и для малышей. Во многом смешная и сказочная история Колондо повествовала о некоем ученом, который исследовал пчел на предмет заражения коронавирусом. Несмотря на то, что пьеса ориентирована на детей, в ней мы увидели отсылки к темам самореализации, нахождения себя в этом мире, приятия/неприятия себя. В ней много юмора, иронии, а главное, свободы для режиссерской интерпретации. Этой свободой воспользовался в полной мере Андрей Слепухин. Он решил не нагромождать эскиз декорациями, не облачать актеров в костюмы пчелы или чудаковатого полицейского. Наоборот, артисты существовали на сцене максимально естественно, начиная от одежды (обычные джинсы и футболки) и заканчивая работой с текстом пьесы, который они произносили слегка остраненно, плавно и спокойно. Было много импровизации и интерактива со зрителем, которые органично вплетались в эскиз. Свет в работе играл тоже немаловажную роль. В моменты, когда актер выходил к залу и зачитывал занудные фразы про ношение масок и соблюдение мер безопасности, занимался морализаторством, свет резко выключался. Складывалось ощущение, что ребенок, которого отчитывал строгий родитель за проступок, закрыл глаза и уши, и все исчезло, пусть и на несколько секунд. По завершении эскиза состоялось его обсуждение с детьми, многие из которых отметили легкость пьесы, ее ироничность, но при этом глубину. По мнению некоторых членов жюри, они узнали в героях себя, увидели те проблемы, с которыми сталкиваются ежедневно, и подсказки для их решения. Если поначалу обсуждение шло довольно тяжело, ребята высказывались скупо, ограничиваясь формулировками «понравилось/не понравилось», то уже ближе к концу они открыто вступали в дискуссии не только друг с другом, но и с модераторами лаборатории.

Текст пьесы «Вадик поет свою музыку» хоть и написан в стихах, но трудностей с восприятием не вызвал. Круг проблематики: одиночество, дружба, любовь, поиск себя, осуществление мечты. Некая ирреальность также присутствовала: это и исчезающие в пространстве космоса дома и аллеи; комета «любви», разговаривающая с Вадиком; говорящие кот и синица. Не случайно, что из категории «взрослых» присутствовали лишь мама Вадика и пресловутые бабки, сидящие у подъезда. Они никоим образом не выступали в качестве волшебных помощников, как в русских народных сказках, и все свои проблемы Вадик должен был разрешать самостоятельно. Важным, на наш взгляд, было слово «музыка», а не «песня» в названии. Вадик поет не песню, а именно музыку. Это раскрыло экзистенциальный посыл пьесы, где творческая самореализация может проявиться в любой сфере деятельности.

В эскизе обращала на себя внимание световая партитура - обилие всевозможных светильников и ламп. Темнота, а затем резкий режущий глаза свет и наоборот. Это как скачок в другую реальность, пространство космоса и собственного города Вадика, где он - мэр. Свет олицетворял внутренний мир героев, ведь не случайно они сидели каждый у своего светильника, и если хотели закрыться от всех, то нажимали на кнопку выключателя. Это и перемещение в пространство сна, где есть только Вадик, Света и свет. Это и подсвеченные экраном лица в темноте. Мотив света перекликался с текстом пьесы, ведь не случайно единственного живого человека в Икее звали Света «с того света», а синица, которая и запускала механизм чуда, превращалась в светящийся шар.

Обсуждение, увы, прошло без участия детского жюри. Высказывались только педагоги, режиссеры или зрители. Им пьеса тоже показалась актуальной для своего возрастного ценза. Интересно, как бы отреагировали на текст участники детских коллективов? Именно работа Полины Коротыч стала победителем в номинации «Лучшая пьеса».

Медитативная пьеса «Акула-укулеле» про мальчика, который борется со своим «внутренним зверем», написана метафоричным, плавным языком. Эту медитативность передал Андрей Слепухин и в своей работе. Гавайские мотивы в виде цветка в волосах актрисы и песочной анимации настраивали на определенное восприятие пьесы. Музыкальность в эскиз привнесла игра актеров на укулеле и барабане, ритмичные звуки и песнопения задавали нужный темпоритм и глубже погружали в «гавайскую» атмосферу. Текст Марты Райцес довольно непростой для понимания, начиная от иностранных имен, которые, как признались многие ребята, было тяжело запомнить, и заканчивая философским сюжетом, наталкивающим на размышления о взрослении и самоидентификации в этом мире. Нельзя не отметить вдумчивую и скрупулезную работу с текстом режиссера и актеров. Они смогли избежать погружения в пафос, хотя сделать это было довольно легко, учитывая язык материала. В эскизе осталась лишь воздушность и сказочность. Как и предыдущие две пьесы, «Акула-укулеле» может быть использована для постановки как детского спектакля, так и взрослого. Об этом сказали и зрители, и жюри, ссылаясь на смыслы, заложенные в тексте.

Так зачем же нам сегодня нужен детский театральный фестиваль и нужен ли вообще? Для того, чтобы повысить профессиональный уровень детских театральных режиссеров и педагогов? Или познакомить подрастающее поколение с новой детской драматургией? За прошедшее время мы не раз задумались над тем, что для этих детей значит театр, почему они играют, насколько доходчиво режиссер способен объяснить ребенку зерно или рисунок роли. Неужели изобрели новые формы существования детей на сцене, отличные от взрослых? По опыту нашего просмотра - нет. Все же для участников была важна погруженность в среду, в которую они попали на недолгих четыре дня. Они знакомились, обменивались опытом, открывали новые возможности, а главное, пробовали себя на театральных подмостках и становились ближе к выбору: хотят ли они продолжать заниматься театром или нет. У нас же сложились разрозненные впечатления о фестивале и мы, скорее, попытались исследовать механизмы работы данных любительских сообществ.

Фотогалерея