Идальго жив и по-прежнему непостижим / "Дон Кихот" в Краснодарском краевом театре кукол

Выпуск №5-255/2023, Мир кукол

Решиться на масштабную постановку романа «Дон Кихот» Мигеля де Сервантеса Сааведры в Театре кукол - значит обладать не меньшей степенью отваги и безумия, чем у заглавного героя, хитроумного идальго Алонсо Кихано. Великая гуманистическая книга человечества для испанцев - сродни Библии, написанной в эпоху Возрождения. Сложно было прогнозировать, как Краснодарский краевой театр кукол пройдет не по отдельным «снам», выбранным главам и какой-то одной лирической линии, а последует за Рыцарем пошагово, крестным путем многочисленных страданий, пытаясь охватить необъятное.

Приглашенный на постановку режиссер Валерий Баджи более сосредоточен на содержательном массиве текста, нежели на его образном сценическом эквиваленте. Небольшая сцена сжимает пространство, от его отсутствия, кажется, задыхаешься. И это не отсылка в сумрачную средневековую тесноту крошечного Толедо. Взгляд упирается в громоздкую серую картонную конструкцию под «кирпичный» сарай - дом ли, тюрьма? А то и психбольница - вот железная кровать, вентиляционное отверстие и железная батарея центрального отопления... Режиссер стыкует разные художественные реальности. Костюмных героев эпохи Возрождения с манерами былых времен помещает в интерьер затхлого советского учреждения. Время и место действия неопределенны или смешаны, тем самым нам не дают принять конкретные правила игры, или ракурс восприятия. Эпопея странствий героя неизменно разворачивается здесь и редко за фасадом. Только безрассудный идальго этого не понимает: и постоялый двор, и замок герцога возникают ведь в его воображении. Конструкция крутится, страшновато за актеров, стоящих на ней, как бы не улетели по касательной в зал. Актриса раскачивается на лестнице, пытаясь забраться наверх, какие-то окна разваливаются прямо на протяжении спектакля. Так и представляется домик одного из трех поросят, сдуваемый волком со второй попытки. В тот же сравнительный ряд детского спектакля попадает прирученный Дон Кихотом гигантский дракон, хвостом и крыльями вторгающийся в мрачную декорацию.

Странное сценографическое решение, не правда ли? Художник-постановщик Амир Ерманов при столь благодатном материале все дальше и дальше уводит нас от холмов Ла-Манчи, там ветряные великаны развеивают галлюцинации Дон Кихота. В спектакле герой борется с вентиляционными лопастями в стене, а белые крылья подразумеваемых мельниц виднеются за окном, на дальнем плане. Примем это как художественное решение, обедненное, но оправданное постановочным контекстом. Где-то за стеной хоронят лошадь Дон Кихота - Росинанта (большую синтетическую куклу), прощание с любимым спутником, претерпевшим от хозяина, прошло без лишних сантиментов. Светит над этим местом большая бутафорская луна. Предметность спектакля стопроцентно синтетическая - не деревянная или кожаная, не железная или тканная. Словом, не грубо фактурная в духе романа, где постранично буквально ощущаешь запахи таверны, табуна, старинных фолиантов начитавшегося идальго, хлеба и вина, которыми питались в странствиях герои. Сферу вещественности здесь можно определить как синтетику. И это многое искажает в смыслах, вернее, до них не добирает, а то и сводит действие к карикатуре. Что уж совсем противопоказано испанской ментальности. Испания - в своей повседневности и в художественной метафизике - пропитана духом смерти. У итальянцев главный концепт Le gioie della vita - радость жизни, у темпераментных испанцев muertе - смерть. Она не даст забыть себя, бродит черной тенью инквизитора в узких переулках старой Барселоны, в средневековых католических соборах глядит из всех черепов, витает вместе с ангелами над алтарем, прячется в их крыльях, припадает к Распятию. Ночью же она светит луной, напоминая о неотвратимости финала. А кому-то она привидится в кроваво-красном гаспачо, подаваемом в тавернах... Но только не в данном спектакле. Создатели явно не занимались пристально материальной сферой романа и потому идут в отрыв от базовых концептов творения Сервантеса. Не хрестоматийных, живых поныне - вот ведь в чем еще загадка длящейся четвертый век жизни Дон Кихота в сознании человечества.

Очень жаль, тем более что в спектакле много смысловых попаданий. Во-первых, здесь не иронизируют по поводу понятия «рыцарский роман». Актеры и режиссер чужды вульгарных, поверхностных отыгрышей на эту тему и делают акцент на глубинных христианских идеалах, кодексе христианской чести и морали. Дон Кихот в исполнении Александра Кучи не пустой мечтатель, а страдающий идеалист, хотя энергии и безумства ему не хватает. Его Рыцарь печального образа и впрямь печален, инертен, его сложно расшевелить. Санчо Панса ходит за ним, как врач-психиатр, уставший от тяжелых обязанностей. Актер еще очень молод для этой роли, но фактурен, ему удаются монологи о любви к Дульсинее Тобосской (Анна Недашковская сделала ее живой, обаятельной и совсем не глупой). Хочется думать, со временем он осмыслит через монологи магистральные пути роли.

Кто уж точно знает, как «век железный сделать золотым», так это актер Павел Романычев. У его Санчо нет ни одной неосмысленной ноты, интонации, ни одного брошенного зря слова. О нем можно написать дерзкую диссертацию: «Санчо Панса и его влияние на становление Рыцаря печального образа: актерская интерпретация». Оруженосец всё знает наперед и пытается спасти идальго, вызволить из плена романтических грез. При этом он комичен и трагичен одновременно. Санчо Панса - главный герой спектакля, притягивает наше внимание даже когда молчит. В его молчании мы чувствуем человеческую боль, все противоречия и хитросплетения жизни, заставившие его следовать за безумным другом. Не исключено, и пациентом, которого надо врачевать. Тем сильнее звучание финала - режиссер отдает Санчо роль рыцаря Белой Луны, что абсолютно логично. Санчо-спаситель, Санчо-психиатр и вдруг - антипод героя, дезавуирующий его идеалы и подводящий несчастного к гибели.

Ритм спектаклю ненавязчиво, но последовательно задают композитор Эдуард Тишин и хореограф Надежда Секачева. Сгенерированной ими энергией даже пронизано убогое жилище (с него мы начали), давящее своей тяжестью на сценическое повествование и действие. Если читатель еще не забыл, что мы в Театре кукол, напоминаю и объясняю - артисты не водят кукол из-за ширмы или из трюма, они в живом плане манипулируют с куклами параллельно драматической игре. Так вот: куклы танцующих женщин, привидевшихся Дон Кихоту в одном из эпизодов, выглядят впервые живо, пробуждают не только Дон Кихота, но и нас в зале. Этому способствуют и актеры массовых сцен Владимир Золотарь, Софья Лапаева, Евгений Суманеев, Аделя Закирова, Александр Иванов, Дарья Кузнецова.

Также выводит нас из сценографической клаустрофобии внезапный театр теней. Всегда эффектный прием тут сработал как спасательный круг - на стене внезапно появляется ожидаемая нами перспектива холмов Ла-Манчи, фигурки Дон Кихота, других персонажей, дерущихся в таверне. Наконец-то фантазия на ее законной художественной территории как бы одушевила декорацию, высвободила свою семантику и начала изъясняться на родном языке. От театра кукол мы прежде всего ждем образного прорыва, недоступного другим видам и жанрам театрального искусства. Ждем, что наше обыденное сознание перестроится при виде принципиально иного зрелища - беспомощные куклы станут чудно и трогательно жестикулировать, в волшебном свете оживут предметы и мертвый инвентарь, и этот маленький мир будет способен поведать о большом - о вечных загадках жизни. И даже подыгрывать самим людям!

Да, так случилось, что среди немногих кукол - дракона, лошади и женщин в грёзах, были герцог и герцогиня в таверне, и они решили подыграть Дон Кихоту. И хорошо получилось: оконце на стене открывается как подвесной деревянный помост и на нем прилеплены лица и руки кукол; и те с возвышения, из замка смотрят и общаются с Дон Кихотом. Словом, есть в спектакле живые находки, пусть и локальные. Они важнее цветистых авторских деклараций, заявленных в аннотации к постановке: «В спектакле создается иллюзия фантома, видения, а интересный музыкальный и пластический ряды погружают в необычную атмосферу, особый мир».

Ах, оставьте вы эти фантомы! Театр (и театр кукол) сам по себе такой фантом, что не знаешь, что и как в нем сдетонирует. Несмотря на сложности художественного порядка, новый «Дон Кихот» имеет не фантомный, а вполне ощутимый фундамент - идеи гуманизма, коими пронизан роман Мигеля де Сервантеса Сааведры. А сцена, пусть и маленькая посильно резонирует им в нашем железном веке. 

Фотогалерея