Александр Лазарев: "Создаю свою сказку"

Выпуск № 7-257/2023, Гость редакции

После премьерных показов спектакля «Бег» мы поговорили с его режиссером-постановщиком, народным артистом России, лауреатом Государственной премии РФ, ведущим артистом Театра «Ленком Марка Захарова» Александром Лазаревым о его режиссерском дебюте, силе доброго сердца, о необходимости держаться корней и бережно сохранять шедевры.

- Александр Александрович, пьеса Булгакова и ваш спектакль - про бегство на чужбину, в неизвестность и одиночество. Серафима говорит Голубкову: «Берегитесь затосковать во время скитаний». И позже признается: «Куда, зачем мы бежали? Я хочу опять на Караванную, я хочу опять увидеть снег!» Что станет с этими людьми после Гражданской войны, как вы себе это представляете?

- Конечно, мы думали, фантазировали на эту тему, что будет с Хлудовым, с Чарнотой... Наверное, Серафима и Голубков единственные, кому удастся вернуться домой. Или они все же останутся в Париже как часть русской эмиграции, кто знает. Но это вряд ли. Конечно, они вернутся в Россию. Другое дело - как их там встретят? Это большой вопрос со множеством вариантов ответов, в том числе, и неутешительных. Чарнота, скорее всего, очень скоро погибнет. Он проиграет деньги, пустит себе пулю в лоб, плохо кончит, короче говоря. Корзухин же удачно и хитро пристроился, так и будет доживать свой век в Париже.

- Строку из стихотворения Жуковского: «Покойся, кто кончил свой бег», взятую Булгаковым как эпиграф к этой пьесе, в спектакле поют на мотив церковного распева уже в качестве эпилога. Почему герои Булгакова, несмотря на все свое европейское воспитание, могут быть счастливы только дома и стремятся на Родину, какая бы участь их там ни ожидала?

- Мне кажется, это касается не только тех, кто получил какое-то особенное образование, а многих людей, населяющих нашу планету. Человек не может жить без своей Родины. Я придерживаюсь той точки зрения, которую в свое время озвучила в своей песне рок-группа «Аквариум»: «Чтобы стоять, я должен держаться корней». Это очень глубокая мысль. Человеку важно иметь родную почву под ногами, откуда брать энергию, знание, получать прощение. Недаром она для нас земля-матушка. Прототипом Хлудова был белый генерал Слащёв, которого все звали Яшка-вешатель. Булгаков его «убивает» в конце пьесы, он стреляется. Мы, по сути, не поменяли концовку, он просто уходит.

- Хлудов растворяется в пространстве, а за ним сворачивается красный ковер, словно стирая его следы на этой земле.

- Он тащит за собой бремя жизни, все им содеянное. Яков Слащёв вернулся в советскую Россию, выражаясь словами Хлудова, чтобы держать ответ. Его не расстреляли, он был гениальный тактик и преподавал тактику ведения боя в военной академии. Вел себя очень дерзко и безобразно по отношению к советской власти - поносил Фрунзе и Будённого на чем свет стоит, ерничал, называл их бестолковыми, а в те годы, представляете, как это звучало? Но ему это сходило с рук, потому что он был в определенном смысле выдающимся человеком, это все понимали. Эвакуация Белой армии из Крыма осталась в истории как грандиозная военная операция. А погиб Слащёв в 1929 году от руки собственного студента, брат которого был расстрелян генералом еще в Крыму.

- Но последний аккорд в замечательной музыкальной теме Николая Парфенюка все-таки мажорный.

- Наша принципиальная договоренность с композитором состояла в том, что не может быть мрачной, черной точки. Все равно происходит какой-то переход в свет, и у самого Хлудова наступает просветление и христианское раскаяние.

- В одном из интервью вы назвали этот спектакль своей сбывшейся детской мечтой, памятуя о выдающемся спектакле Андрея Гончарова в Театре имени Маяковского, в котором играли ваши родители (Александр Лазарев - Хлудова, Светлана Немоляева - Серафиму). Что особенно поразило вас в той постановке 1978 года? Благо, современные театралы могут посмотреть отрывки репетиции и послушать аудиозапись спектакля в коллекции Гостелерадиофонда.

- Трудно выразить словами, чем зацепил меня спектакль. Он произвел на меня такое оглушительное впечатление, что я уже в том юном возрасте определился с выбором будущей профессии. Как и любой подросток, я фантазировал: кем стану, когда вырасту. И вот случился какой-то щелчок, отправная точка... Когда ты не только понимаешь, кем хочешь стать, но и почему. Посмотрев в школьные годы «Бег», я понял, что хочу быть артистом и не могу без этого жить. Эта пьеса и спектакль стали неким катализатором. Конечно, я тогда не мечтал ее поставить, мне хотелось сыграть Хлудова, но я долгое время был слишком молод для этой роли, потом появились другие приоритеты. И когда вдруг я осмелел после «Поминальной молитвы» (Александр Лазарев - режиссер восстановления - Прим.ред.), я подумал - почему бы не попробовать? Начал писать, сделал пробный показ - первые «два сна», получилось. Это меня очень вдохновило на дальнейшее продолжение работы. И спасибо нашему директору Марку Борисовичу Варшаверу, который дал нам зеленый свет.

- Какими людьми вам представляются два антагониста, белые генералы Хлудов и Чарнота?

- Они оба сражались за Родину, за сохранение престола. Но они разные по характеру люди. Один, Хлудов, самоед, который загнал себя так глубоко, что уже не понимал, что делает, стал исчадием ада, убийцей. Его засосала трясина войны. Но он единственный персонаж, который не хочет уезжать из Крыма, остальные бегут сломя голову. Он мучается, стремится искупить все свои преступления. Но он уже даже не по локоть, а весь в крови. Тем интереснее его путь - от сатаны к мучающемуся и в своем раскаянии приближающемуся к святости человеку. Другой, Чарнота, тоже мужественно сражался, но как он сам себя охарактеризовал - я человек неидейный. Грубо говоря, Хлудов - рефлексирующий пессимист, а Чарнота - идущий от жизни оптимист. (Смеется.)

- Когда у Хлудова произошла эта внутренняя перемена?

- Нет видимого момента. Он постоянно находился в раздумьях: правильно или неправильно он поступает, имеет ли право на такие человеческие жертвы, а в «восьмом сне» он подвел черту. В диалоге с Крапилиным он говорит: «Итак, всё это я сделал зря». Только тогда он ставит точку и уезжает в Россию держать ответ.

- Какие советы давала вам Светлана Владимировна в процессе работы над спектаклем?

- Много, она мне в том числе рассказала историю, которая на нее в свое время сильно повлияла. У меня с самого начала было понимание, о чем Андрей Александрович Гончаров поставил свой спектакль - о Родине. Так вот, во время репетиции режиссер закричал маме из зала: «Света, о Родине скажи, о Родине!» Его самого разрывало изнутри, Андрей Александрович - фронтовик, и как никто понимал, что значит защищать свою страну. Мама многим будоражащим душу со мной поделилась, а я передал ее слова ребятам, композитору.

- Николай Парфенюк совершенно точно в каждом «сне» подобрал нужную музыкальную интонацию.

- Когда я только пришел в Театр в 1990 году, мы познакомились, и я впервые услышал его сочинения, а он тогда еще и пел, выпускал диски, он покорил меня как филигранный музыкант. Мы когда-то хотели спеть дуэтом, но он настолько требовательный, внимательный к деталям, что я не мог понять, что именно он от меня хочет. (Смеется.) Он абсолютный максималист. Николай всегда писал очень сильную, трогательную музыку, а здесь на него просто снизошло озарение.

- Максим Аверин - стопроцентное попадание в образ Чарноты.

- На него все это и задумывалось. Он очень востребован и занят, в Сочи он возглавляет филармонию, в Театре «Сатира» он занят в нескольких спектаклях, снимается в «Склифосовском». Но он мне сразу сказал - я дам тебе все свои свободные часы. И сдержал обещание.

- Почему вы выбрали таких разных артистов Дмитрия Гизбрехта и Игоря Миркурбанова на роль Хлудова?

- Конечно, делать роль на двух талантливых, но совершенно непохожих друг на друга актеров и людей невероятно сложная задача, сродни созданию одновременно двух спектаклей. А все таланты еще и с характером. Но необходимость в двух составах диктует время. Мы бы никак не обошлись без Владимира Большова. Он совершенно другой Чарнота, злее, угловастее. Также обе трактовки Хлудова в исполнении Дмитрия и Игоря имеют право на существование. Мы долго спорили с Игорем по поводу второго акта, но он убедил меня - Хлудов разрушен и физически, его настолько потрясла необходимость бегства, что подвело здоровье. Но прежде всего он болен душевно. Голубков носится с ним, чтобы заживить его раны. Игорь все это и играет, но добавляет образу Хлудова физический недуг. Многие принимают его трактовку, включая мою маму.

- Для чего вам нужны в спектакле микрофоны?

- Они помогают не форсировать звук и не быть чересчур театральными, позволяют оставаться естественными, не разговаривать на повышенных тонах. Кроме того, это оправдывает сон. Шутим - мы во сне и на все имеем право. (Смеется.) Микрофон дает возможность изменять звук, а звук, в свою очередь, меняет пространство. В «четвертом сне» к словам Хлудова добавляется эффект эха: «Эй, кто тут есть?» Пространство заполняется новым звуком, без микрофона его не добиться. Воспринимайте это как спецэффект.

- Андрей Леонов создает на сцене Парамона Корзухина - труса, который отказался от собственной жены, позера, человека бесстыдного, а в «Поминальной молитве» он играет Тевье-молочника - образец совести и жертвенной любви. Как в этих двух спектаклях он раскрылся для вас?

- Андрей бесспорно прекрасен, он удивительный артист, и для меня это не открытие. Мы друг друга знаем, дружим с детства и похожи в каких-то вещах. После «Поминальной молитвы», где мы много спорили, я попросил его прийти и в эту работу. Он для меня большая опора и подмога. Я знаю его колоссальные возможности. Когда над ним не довлеет чей-то авторитет, он творит чудеса на сцене. А вот по-настоящему открытием для меня стал Дима Гизбрехт. До «Бега» он таких ролей не играл. С такой сложной задачей он справился больше чем на пять. Он полностью создал свою историю и так, на мой взгляд, правильно понял этого человека, Хлудова, почувствовал его. Знаете, это касается многих наших артистов - не нужно каждый раз пускаться в объяснения, вы договариваетесь на берегу, о чем хотите рассказать зрителям. И они сами фонтанируют идеями и дарят подарки себе, мне, публике. Дима из этой когорты.

- В 2021 году вы восстановили легендарную «Поминальную молитву» Марка Анатольевича Захарова. Вы успели застать тот спектакль с Евгением Леоновым в роли Тевье. Какие новые краски посчитали нужным добавить?

- Я не хотел вносить ничего нового. Это был бесспорный шедевр Марка Захарова, на мой взгляд, лучшее, что он сделал на театральной сцене. Этот спектакль прожил незаслуженно мало. После ухода из жизни Евгения Павловича несколько лет играл Владимир Стеклов. Потом был приглашен другой знаменитый актер, который накануне премьеры, когда были пошиты костюмы, после последнего прогона ушел из спектакля, написав покаянное письмо. Тогда Марк Анатольевич стукнул кулаком по столу и сказал - спектаклю больше не бывать. Но этого нельзя было допустить. Когда мы сделали первый прогон, я подошел к ребятам со словами: «Как мы все до сих пор жили без этого спектакля?» Для Григория Горина, Марка Захарова и Олега Шейнциса он стал пиком творчества. И сценография, и музыка Михаила Глуза, постановка, игра актеров были невероятными. Сошлись звезды и родился шедевр. И он должен долгие годы оставаться на сцене «Ленкома». Как «Юнона и Авось». Мы старались бережно сохранить то, что сделал Марк Анатольевич. Трудились буквально как археологи или реставраторы, которые работают кисточками в белых перчатках. Может быть, только немного изменились ритмы, сместились юмористические акценты.

- Почему эта притча продолжает волновать и новые поколения?

- Потому что она о доброте, о силе доброго сердца, слова. Эту силу ничем нельзя сломить. «Что нам еще остается в жизни кроме смеха?» Если в «Беге» герои пытаются вернуться на Родину, то в «Поминальной молитве» их изгоняют, лишают дома. Тевье счастлив тем, что у него есть жена, дочери, соседи, работа, лошадь, корова... Но его мир постепенно разрушается. Кажется, что хуже быть не может, но этот момент наступает, а потом - хоть в петлю. Но нет, человек все равно поднимается, улыбается и продолжает свой путь.

- Александр Александрович, сегодня вы в очередной раз выйдете на сцену в захаровском спектакле-долгожителе «Шут Балакирев» в роли Петра I. Сейчас вам было бы интереснее репетировать новую роль или поставить спектакль?

- Я нахожусь в процессе размышления и создания своей сказки. Меня это безумно увлекает. Но профессию артиста бросать я ни в коем случае не собираюсь. Я с огромным удовольствием играю в «Шуте Балакиреве». И в конце сезона должен вернуться в спектакль «Пролетая над гнездом кукушки». Профессионально я человек искушенный, поэтому мне должен понравиться материал, зацепить мое сердце, чтобы я включился в новую работу.

Фотогалерея