Играть в одну игру/Штрихи к портрету Бориса Александрова

Выпуск № 2-122/2009, Лица

Играть в одну игру/Штрихи к портрету Бориса Александрова

 

Если бы мне было доверено составить некую сборную из лучших российских артистов, я, наверное, не задумываясь, назвала бы в качестве капитана команды Бориса АЛЕКСАНДРОВА, народного артиста Российской Федерации, лауреата Государственной премии РФ, уникального, ни на кого не похожего мастера, которому под силу — абсолютно все: комедия, трагедия, фарс, драма, мелодрама...

Я слежу за творчеством этого артиста уже много лет и каждый раз, видя его на сцене, получаю такой невероятный заряд эмоций, что живу потом этим ощущением несколько дней, не в силах отделаться от той глубины, которую всякий раз вскрывает Борис Александров в создаваемых им образах. Он давно уже стал для меня своеобразным знаком Ульяновского областного театра драмы. Знаком творчества Юрия Копылова. Но и, в каком-то смысле, «моим знаком», потому что каждая новая его роль становится встречей с каким-то уголком собственного внутреннего мира — еще неведомого, закрытого, приоткрывающегося в этом удивительном единении со «своим» артистом. Не в этом ли смысле сказано, что «весь мир — театр»?..

Есть в Ульяновской драме и другие артисты — мощные, сильные, широко известные, умеющие точно транслировать боль и радость, мысль и чувство Юрия Копылова. Можно смело сказать, что труппа этого театра — коллекционная, звездная, за полтора десятилетия раскрытая режиссером с самых разных, порой и самых непривычных, нешаблонных граней. Но для меня Борис Александров остается неким мистическим знаком этой труппы — Король и Шут в одном лице…

Лет шесть или семь назад мы беседовали с ним для журнала «Страстной бульвар, 10», и тогда именно этими словами я и назвала нашу беседу. Разговор был долгим, интересным, мы говорили о старых и новых спектаклях, поэтому если и повторюсь я в чем-то, то только в оценке ролей Александрова, которая осталась неизменной за эти годы, хотя каждый из спектаклей мне посчастливилось видеть еще и еще.

Я не видела работы Бориса Александрова в этом театре до прихода Юрия Копылова, но почему-то мне кажется, что понятие определенного амплуа этого артиста исчезло именно с появлением вот такого режиссера: вечного экспериментатора, умеющего поколебать основы не ради собственной прихоти, а во имя нахождения нового, самого острого и современного смысла. И здесь они удивительно сходятся в своих поисках — режиссер и артист, Юрий Копылов и Борис Александров. Генрих Пиранделло, Шут в «Двенадцатой ночи», и Гамлет, и Иванов (поставленный, правда, не Копыловым, а Г.Коротковым), и Призрак отца Гамлета, и мольеровский Тартюф, и Яу Гауптмана, и Шут из «Сна в летнюю ночь», и король Лир, и Генрих из пьесы Сартра «Дьявол и Господь Бог»…

Сегодня этого спектакля нет в репертуаре театра — невыносимо жаль, потому что для тех, кто видел «Дьявола и Господа Бога», это четырехчасовое философское, насыщенное театральное повествование останется на всю жизнь незабываемым.

Юрий Копылов — режиссер глубоко интеллектуальный, чуткий к веяниям времени и умеющий очень точно соотносить глубинную боль времени с его внешними реалиями, — ощутил тот мучительный перелом, в котором пребывает сегодня человеческое сознание, как некий ключевой момент истории. Как все повернется? Что будет дальше? Что решит для себя человек — не абстрактное человечество, а каждый конкретный, реальный человек? В чью пользу будет его выбор: Добра или Зла?.. И, кажется, он знает ответ: все так и продолжится, в попытках отрицания и утверждения, и так будет, пока стоит мир. Потому своему спектаклю Ю.Копылов предпосылает эпиграф из «Книги Экклесиаста»: «И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость; узнал, что и это — томление духа. Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

Эта важнейшая мысль проводится через двух главных персонажей, вынужденных всей своей жизнью решать вопросы о Добре и Зле, о том, что есть ад и существует ли рай, а значит — в чем есть смысл существования. Решать мучительно, остро, расплачиваясь за все кровью — своей или чужой…

Главный герой, полководец Гец, блистательно, многогранно сыгранный Валерием Шейманом, незаконнорожденный (что очень важно для этого характера), чье сознание вынуждено проходить все круги самопознания и познания мира, поэтому каждое из трех действий, трех ипостасей духовного пути героя Ю.Копылов отмечает своеобразными вехами-символами: «Проклятый Богом», «Сеющий добро, пожнет его…», «Трудно быть человеком». Именно в этих этических координатах свершается борьба Геца с самим собой. Гец словно вывернул наизнанку десять заповедей в стремлении убить Бога, но сомнения грызут его все сильнее, мучительнее. Убийца и злодей, которым он предстает в начале, полководец, готовый уничтожить город лишь потому, что ему этого хочется, человек, предпочитающий ничего не получать просто так, а брать силой и кровью, живущий ради зла, потому что «добро уже сделано Господом, а я люблю выдумку», — Гец заключает пари со своим двойником, священником-предателем Генрихом, и проигрывает. Отныне он не будет судить Добро, а будет его творить.

Генриха играет Борис Александров. Играет, на первый взгляд, скупо, пользуясь минимумом из тех красок, на которые обычно щедр. Но все неизмеримые муки этого человека внятны, они заставляют зрителя почти физически страдать, ощущая себя и жертвой, и палачом.

Пьеса Сартра не входит в список самых репертуарных, оставаясь для театра чрезвычайно сложной, хотя и манящей к разгадкам. Не случайно крупнейшие исследователи французской литературы отмечали, что «Дьявол и Господь Бог» — «далеко не самая стройная, лаконичная, не самая сценическая из пьес Сартра. Зато, возникнув на переломе в становлении его мысли, она, несомненно, для него самая ключевая» (С.Великовский). А значит, самая важная для Юрия Копылова, для которого момент перелома порой важнее конечного результата.

Важнее всего это и для Бориса Александрова, артиста какого-то внутреннего излома, человека очень сложного внутреннего мира, по-особому ощущающего боль. Это мучительно, такое вот амплуа. Борис Александров принадлежит к тем мастерам, с которыми вместе, кажется, проходишь этот мучительный путь самопознания и познания других. Его Генрих IV — человек, выстроивший не только собственную жизнь, но и жизнь многих других людей, связанных с ним с ранней юности. Александров не играет болезнь своего героя, не поддается соблазну перевести все в область психиатрии — он проживает жизнь-фантазию, жизнь-месть, жизнь-сон так наполненно, так болезненно остро, что каждый раз спектакль (а мне довелось видеть его много раз) воспринимается совершенно по-новому, отсвечивая все более резкими и четкими гранями смыслов.

А такого Тартюфа я вообще никогда прежде не видела. Если бы кто-то мне сказал, что я буду едва ли не плакать в финале спектакля, испытывая к лицемерному святоше острую жалость и настоящую боль, — я не поверила бы! Уж слишком это экзотично — рыдать над грядущей судьбой того, чье имя давно стало нарицательным, а вот поди ж ты...

Наверное, это вообще — главная черта феномена Бориса Александрова: играть каждый спектакль, до самого дна погружаясь в мироощущение своего персонажа, находя в нем то, чего никто еще не обнаружил, всякий раз заново выстраивая взаимоотношения с партнерами. Это и для них очень непросто, выходя на сцену, не знать: каким он будет сегодня?

Мастерство Бориса Александрова основано на очень хорошей школе, это очевидно, когда наблюдаешь за ним на протяжении полутора десятка лет. Он учился в ГИТИСе у Марии Александровны Овчинской и Василия Александровича Орлова. Педагогом на курсе была замечательная актриса Елена Николаевна Козырева. А еще многому научили книги, которые Александров с юности читал жадно, ненасытно, «заполняя копилку», из которой он черпает и сегодня.

Для характеров, воплощенных Борисом Александровым, действительно, на редкость органично сочетание Короля и Шута. В его шутах всегда проглядывает истинно королевское чувство собственного достоинства, а в королях где-то в глубине глаз таится шутовское начало. Он видится со стороны замкнутым и самодостаточным — все словно из глубины, из собственного человеческого материала. После спектакля Борис Александров кажется выпотрошенным до самого донышка — к нему страшно подходить с поздравлениями, с разговором: он не слышит, не ощущает, он все еще отходит от только что состоявшегося, произошедшего. И просто вежливо кивает, не в силах улыбнуться, расслабиться, а глаза — огромные и трагические... Когда я услышала от него слова: «Театр не есть для меня игра…», — вспомнила именно это, каким он выходит за кулисы после поклонов…

Последний раз я видела его таким после спектакля «Король Лир», который мне тоже посчастливилось увидеть не единожды. Борис Александров играет в этом спектакле поистине виртуозно! Вся палитра переживаний — от веселого карнавала, в котором ряженые в яркие плащи дочери должны изливаться отцу в своей любви, от пышного торта, изображающего карту государства и кромсаемого ножом, до страшных, трагических прозрений и... финального глубокого обморока. Король Лир в этом спектакле не умирает — он теряет сознание, сидя на троне, а перед ним телега, на которой лежат три его мертвые дочери, словно вновь соединились куски того торта... А незадолго до того он тащил через всю сцену эту телегу, вскрикивая: «Навек!.. Навек!..» голосом, лишенным интонаций, окраски, а от того — особенно безжизненным и страшным. Потому что случившееся случилось уже навек, навсегда, и ничего нельзя поправить в истории, начавшейся как забава капризного Лира, пожелавшего утолить свою жажду грубой лести, решившего, что мир подчинен ему... Как будет он жить, очнувшись от обморока, снова сидящий на своем троне? Что будет с его рассудком?..

Этот спектакль Юрия Копылова вызывает сильнейшее эмоциональное переживание и желание думать, вспоминать о нем спустя и долгое время. Впрочем, этим отличались и отличаются все спектакли Юрия Копылова. Особенно — те, в которых играет Борис Александров.

Тот наш давний разговор, о котором я упоминала, заканчивался моим вопросом о роли-мечте. Он ответил тогда, что мечта, как и театр вообще — это тайна, поэтому лучше оборвать наш разговор, словно ниточка оборвалась. Так мы и сделали. И в финале я писала: «Ну что ж, оборвалась так оборвалась. И мы не узнаем заранее, но непременно увидим, каким он будет в следующий раз, Борис Александров — король до кончиков ногтей с притаившейся где-то в глубине глаз шутовской изюминкой; шут, совсем не случайно мнящий себя королем…»

Сегодня, годы спустя, я от всей души поздравляю Бориса Александрова с 60-летним юбилеем — прекрасным для мужчины, для артиста, для мастера юбилеем, потому что шесть десятилетий — это, с одной стороны, возраст мудрости, зрелости, с другой же — дорога, открытая дальше, к новым свершениям. И я их жду, потому что твердо знаю: я снова увижу совершенно нового, неузнанного еще Бориса Александрова. Когда-то он сказал мне, что они с Юрием Копыловым играют в одну игру — без этого невозможен театр. Пусть их игра продолжится еще очень долго...

Фото предоставлены Ульяновским драматическим театром

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.