"Поединок" спектакля и зрителя/"Тараканья леди" Т.Уильямса и Т.Батраковой на сцене Марийского республиканского театра кукол

Выпуск №4-124/2009, Проблема

"Поединок" спектакля и зрителя/"Тараканья леди" Т.Уильямса и Т.Батраковой на сцене Марийского республиканского театра кукол

 

– …А про «Тараканью леди» не пиши, пожалуйста... – Татьяна Батракова посмотрела умоляющим взглядом. Я сжала губы. Потому что надо было что-то сказать. – А ЧТО?!.

– Ладно… Напиши, как есть… – обреченно кинула голову на руки Таня и слегка засопела.

Примерно как мой Рыжик, когда на него надевают намордник или собираются отобрать старую кость.

Это понятный ужас матери, которая, несмотря на весь атеизм воспитания, охраняет своего ребенка от случайного глаза и слова, от критики всуе. Глядя на нее, сто раз еще подумаешь, прежде чем сказать что-то… А промолчать – и вовсе было бы умнее всего. Но что нас всегда тянет за язык?! Может быть, желание еще большего совершенства?..

Спектакль «Тараканья леди» по пьесе Теннеси Уильямса имеет подзаголовок «Тень Чехова» и зародился, возможно, в то время, когда художник-кукольник Таня Батракова, заканчивая учебу на режиссерском отделении Петербургской театральной академии, шила себе на экзамен длинное платье в стиле чеховских времен. Это платье… Никто здесь, в Йошкар-Оле, ее не видел – в платье…Тем более в длинном! Она тогда все проговаривала свои мысли о глубоком символизме прозы и драматургии Чехова и о том, что Уильямс – «у них» – это то же, что Чехов – «у нас»... А потом появились такие странные длинновязые деревянные куклы… Летом 2007-го на столе под огромным абажуром-куполом ее мастерской в Марийском республиканском театре кукол. С этими голыми деревянными куклами студенты актерского «кукольного» отделения Колледжа культуры и искусств им. И.С.Палантая пробовали копировать с экрана видика просчитанные до кадра движения американских мюзиклов эпохи Великой депрессии. Под дождем из голливудских леек, без зонтика шел и пел шикарный мужик в шляпе и сером костюме «с искрой», в дорогих американских ботинках.

…В ноябре 2007-го состоялся показ собранного спектакля на публику. На самой большой сцене театра, продолжительностью четыре с половиной часа.

В нем было все: куклы планшетные, марионетки, типа би-ба-бо и даже театр теней, были задействованы все возможные уровни сценического пространства, вплоть до потолка, было много света и контр-света, движения, блестящих кожаных черных плащей, звуков большого города, а с потолка лил «дождь» (из кинопленки). Ремейки из мюзиклов в кукольном исполнении возникали в лучах прожекторов справа и слева – как бы на ступенях того кинодворца в Лос-Анджелесе, где вручают «Оскар» (кинотеатр «Кодак», если я не вру…). Сцены из «Вестсайдской истории», «Танцующих под дождем», «Кабаре» и «Огней большого города».

На первом плане, все в белом, Актриса и Актер не первой молодости играли Нину Заречную и Треплева из чеховской «Чайки». А в глубине сцены, в кукольном пространстве трущобного «нумера» где-то в Латинском квартале (не «у нас», конечно, – «у них там», где сейчас Барак Обама, но 90 лет назад…), на железной кровати, ерзая туда-сюда, читали по ролям «Чайку» и одновременно «перечитывали» собственную прошлую жизнь миссис Хардвик Мур и мужчина из соседнего номера, назвавший себя «Писатель». Оба – куклы.

Причем, в половину человеческого роста, длинноногие и длиннорукие, как истощенные младенцы, филигранно вырезанные из дерева: отдельно ладошки, отдельно запястья, плечи, точно такие же ножки, и даже нижняя часть туловища выточена отдельно от верхней, и головы – уж точно не пустые! Такая кукла может шагать, пританцовывать, прыгать, обнимать, поворачивать голову и корпус, кидать, ловить и крутить зонтик, склонять голову и нагибаться как человек. И за каждой – стоят «двое в черном» – актеры: за миссис Хардвик – Галина Ковалева и Людмила Степанова, за Писателем – Владимир Никитин и Светлана Есменеева. Работа очень сложная и доведенная актерами и постановщиком спектакля до немыслимого совершенства…

Однако спектакль оказался «тяжел для восприятия». Зритель, услышав мелодии мюзиклов, приготовился увидеть шоу, феерию. А вместо этого – тесная комнатка, вздохи да фантазии… А когда в сцене высокого духовного накала вместо двух существ перед глазами зрителя шевелилось целых шесть (при этом четверо, будучи людьми, напряженно дышат, привздыхают), – ему, зрителю, в какой-то момент становилось вовсе дискомфортно, и выйти хочется, чтобы им не мешать, тайком проверить собственное зрение – на резкость. Зритель, хоть и взрослый, но тоже устает от непонятного.

…На третьем часу соседка моя, педагог по литературе, вдруг шепчет мне на ухо: «Придушить хочется этих двоих, чтоб они больше не копошились...»

Когда зажегся свет, зал устроил овацию беспардонной хозяйке доходного дома миссис Уайер (Эльвира Лисицына действительно неотразимо обаятельна в этой роли, и даже смешная кукла-двойник ее не портит в глазах зрителя) за то, что она такая живая, за обличение болтунов, алкоголиков и врунов, за то, что она разнесла по кусочкам всю обстановку в прибежище миссис Хардвик, не желающей платить за квартиру! И за то, наверно, что ее героиня единственная, кто не боится «говорить о жизни правду»!

Но, позвольте, она же – сволочь, антигерой… – недоумевали мы с соседкой… Но как обаятельна! И какая жажда жизни! И мы хлопали: раздражение против мечтающих кукол через это хоть как-то выходило. При этом мы понимали, что в зале уже творится черт-те что: демонстрация, истерика… Зритель – явно «свихнулся», то есть вывихнулся душой…

Рецензий на «Тараканью леди» в прессе не было весь год.

Спектаклей – тоже. Взрослый зритель на спектакль идти не хотел. Сплетни о «четырехчасовом» серенько расползлись по маленькому городу. 2008-й тоже был богат на театральные обломы: в конце сезона Русский театр драмы им. Константинова «добил» Йошкар-Олу чудовищной галиматьей по «Маленьким трагедиям» А.С.Пушкина. (Бедный Пушкин!) Уильямс, с его проблемами и с его Америкой, которую мы так долго всячески гнобили как своего идейного врага, а теперь почему-то должны были пожалеть и «засострадать» их безработным актрисам и писателям, казался совсем чуждым… Хотя его герой, беря героиню за ручку, заявляет, идя по дороге мечтаний: «Я, мол, Чехов, Антон Палыч, а вдали – сказочные скалы Дувра». Но по дыханию-то зала чувствовалось, что никакой жалости и сострадания в душе зрителя к этим двум героям, прямо скажем, нет. Не выдавить его никак из души.

Живых – жалко, кукол – нет!

«Зритель сделал свой выбор, это нормально, – спокойно сказала Батракова. – Но мне на это… Мне, если хочешь, вообще на зрителя наплевать, он так деградировал и поглупел… И на программки, и на афиши. Как они сделаны. Я же понимаю, что кукол без актеров фотографировать нельзя. А это все равно делается сплошь и рядом. Остается делать спектакль… для себя… Сделать – и забыть… Как в кино».

Но зритель, как мне кажется, вступил с этим странным спектаклем в затяжной поединок-противостояние: на первом этапе «Тараканья леди» могла выжить на сцене бюджетного театра, только изменившись, укоротившись, как того негласно требовало зрительское восприятие. За счет чего?! Никто не решался выразить и определить словами: настолько ярок спектакль был во всех «кусках», взятых в отдельности, а при «монтаже» в целое производил почему-то давящее, мучительное впечатление, оставлял зрителя с раздражением, тяжестью и даже злостью в душе. И самое-то мучительное – непонятно, против кого эта злоба: то ли досада на собственную жизнь, то ли злоба на создателей спектакля – за время, потраченное, но не приведшее к радостному откровению и катарсису (которого привычно с надеждой все-таки каждый раз ждешь от встречи с театром – а иначе на фиг он нужен), то ли просто спектакль – «плохой»?..

Все интермедии, сцены, эффекты по отдельности представляли собой если не шедевры, то, по крайней мере, интересные находки. Мне, например, ужасно нравился человечек-шарик, которого три актера разворачивали буквально из какого-то белого платочка и который по своей судьбе и переживаниям был олицетворением прекрасной, ранимой, вечно детской души артиста. Интермедия сопровождалась музыкой, которая проходила через весь спектакль как веселая пружинка. Казалось, если его убрать – и каркас спектакля рухнет… Нравился дождь из кинопленки, потому что в спектакле про киномечту, про голливудские надежды это был образ, понятный и принимаемый всеми: потому что дождик знают и любят даже дети!

Кому-то из зрителей казалось, например, что сцены из «Чайки», играемые вживую на первом плане сцены, так хороши и их так много, что Уильямс – вовсе непонятно, зачем тут... И Чехова в исполнении уже сложившихся «личностей» – Наили Сулеймановой и Игоря Смирнова – смотреть намного интереснее, чем кукол. Но спектакль заявлен как кукольный.

Еще вдруг оказалось, что молодой зритель, то есть студенты самых продвинутых вузов столицы Республики Марий Эл, Чехова просто не читали. Более того, они не знают Чарли Чаплина: не узнали его в кукольном воплощении. На встрече с творческой группой студенты осторожно спросили постановщика спектакля: «А кто этот человечек в котелке, бегает?..» Студенты, как выяснилось, не знали даже американских мюзиклов, сцены из которых и песни цитируются на сцене. Поэтому все цитаты американских киношедевров прошли совсем мимо.

Студенты негодовали: как это главная героиня может сидеть на кровати день за днем, читать «Чайку», слушать бред алкоголика-писателя, а не идти и бороться за свое выживание хотя бы с шваброй и ведром в руках, не говоря уже про исполнение песен в метро, на церковном клиросе или торговлю пирожками на рынке!? «Хватит мечтать! – кричала одна студентка на обсуждении. – Пора дело делать!»

Батракова после одной из таких встреч со зрителем была в треморе, она проговаривала и переживала эти впечатления почти как творческий крах, убеждая себя и дирекцию: «Зрителя надо ГОТОВИТЬ!». И все были «ЗА», весь театр! Коллектив, занятый в спектакле, огромен, как никогда, и все понимали, что спектакль надо изменить, чтобы он развивался и жил.

Но кто бы знал, как.

Представить Батракову в роли Тараса Бульбы, говорящей своему детищу: «Я тебя… и убью»? Батракова молчала.

Но пока все курили, сплетничали и ждали, Таня начала делать новый спектакль – на мотив «Колобка» – «Колыбельную» – про девочку, которая путешествует во времени и пространстве в поисках любви… Совсем другие куклы заселили ее рабочий стол. Композитор Вениамин Захаров вновь был озадачен созданием некоего звукового кружева вокруг действия из музыки А.Шнитке, романсов начала прошлого века и, может быть, собственных мелодий…

– Не пиши о «Тараканьей леди»! Это обычный проходной спектакль, просто «большой» слишком… Как он, бедняжка, жить-то будет, при нашей текучке кадров?! – говорила Таня Батракова сурово. – Я попробовала сделать «репертуарный» спектакль, но, кажется, с Теннеси Уильямсом это не прокатывает. Это просто эпизод жизни, прожит – и все! А театр – репертуарный театр – это фа-бри-ка! Мне понадобилось пятнадцать лет, чтобы это понять. Это только маленькими частными, семейными группами можно сделать что-то похожее на антикварный шедевр, играть его для избранных – в государственном бюджетном учреждении это невозможно. И «После дождичка…» – тоже прожит! И не буду я его никогда восстанавливать. Пусть дирекция сколько угодно просит. Потому что это «уже прошло». Сейчас время другое, все другое, и я другая. Да невозможно его восстановить. Не представляю, что его опять начнут таскать по садикам… Я так не могу. Надоело.

И вдруг в марте 2009-го были назначены два премьерных спектакля «Тараканьей леди».

Продолжительностью полтора часа...

За день до спектакля завлит театра Н.Н.Пектеева лично прошла с беседой по инфаку и истфилфаку МарГУ: кто такой Чехов и что такое «Чайка». И про Теннеси Уильямса. И про мюзиклы им – как умела… И даже про тараканов: потому что в Йошкар-Оле о них лет 10 как забыли. Совсем…

Зритель честно отсмотрел спектакль. В нем был сильно порезан Чехов, исчезли массовые уличные сцены под дождем и сам дождик – тоже… Зато были акцентированы громадные пыльные полотнища, от потолка до пола свешивающиеся за спинами актеров в финале. Полотнища выстраивали перспективу к закрытой двери в глубине сцены. А герои-куклы шли по дорожке своей мечты, как по подиуму, в зал и мечтали, мечтали…

И зритель – добросовестно хлопал. Но с чем он ушел и что почувствовал, кроме большого вложенного труда?..

Наверно, он еще в основной своей массе не понял «правил игры», по которым работает автор спектакля. Он еще надеется увидеть «веселый» или «психологический» театр. Он не привык, чтобы его игнорировали и в то же время не в силах смотреть на себя – через сцену, по принципу «обратной перспективы», он так не привык: это больно, особенно теперь, когда мы тоже почему-то совсем недалеки от героев Уильямса даже в смысле трудоустройства и жилья.

Батракова сама уже, по ее собственному признанию, и не надеется, что «понимание» придет скоро и вообще – когда-нибудь…

Напрашивается вопрос: А без понимания, без диалога со зрителем – театр ли это?! В самом деле, кто и перед кем «за базар отвечает», если всем друг на друга – наплевать?

Режиссер Татьяна Батракова считает, что Уильямс и Чехов только наметили дорожку зрителю для выбора жизненных ценностей. Сегодня кукольный театр на Западе – это в основном развлечение для взрослых людей, он элитарен, и в нем – зачастую - не только «партийность», но и «реализм» почти отсутствуют. А сюжет – совсем не обязателен: принцип всего авангардного театра и кино – отрицание сюжета как такового, как принципа коммерческого, кассового искусства. А «настоящее искусство» – разбудить в зрителе ассоциации, чувства, спонтанные воспоминания, действия, эмоции.

Филипп Жанти уже все сказал: «Зритель на моем спектакле должен сидеть с вопросом – в голове!» (Интервью телеканалу «Культура», июнь 2009).

Я осторожно спросила Татьяну: «Цирк Дю Солей – это грандиозно, можно потерять голову, как это здорово! Но наш, русский театр – психологический, глубокий, как проза у Достоевского и Толстого, а мюзикл – это цирк, фокус. Он вызывает удивление – и все. Стоит ли заменять им возможность нырнуть в глубину души зрителя, разбудить его замордованные и скованные чувства, лишний раз сказать ему со сцены: «Ты хороший. Я тебя люблю, стань еще добрее и лучше!..» – Ему же больше никто нигде этого не скажет, он за этим и в театр пришел!»

Но каждый из нас остался-таки при своем мнении.

Фото Валерия Тумбаева

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.