Владимир

Выпуск №5-125/2010, В России

Владимир

 

Смерть оказалась прекрасной молодой женщиной в белом одеянии с гривой золотистых волос, заплетенных сзади в густую косу. Лишь слева, на скуле и над глазом, словно проступала черепная кость. И была она обворожительна и очень убедительна, уговаривая Теркина пойти с ней, туда, где «ночь, поверь, не хуже дня»… И отчаянно, в ужасе, вовсе не геройски, Василий Теркин уползал от красавицы туда, где снова боль, страх, раны. Где снова Смерть ждала его… Ждала война.

Спектакль Владимирского академического театра им А.Луначарского «Василий Теркин» или проще «ТТ» (об этом позже), конечно же, о войне. Но не просто о войне. В конце концов, можно было точно иллюстрировать текст А.Твардовского, и все было бы нормально. Ну, может, не плакали бы так в зале, как плачут сейчас, мужчины и женщины, молодежь и старики. Спектакль все равно бы состоялся. Но режиссер-постановщик Р.Феодори (Ильин) с художником-постановщиком Д.Ахмедовым и хореографом Н.Шургановой пошли по другому, своему пути. Времени у них было ровно год, с того дня, как директор «Луначарки» Б.Гунин предложил молодому режиссеру эту тему. И предстал перед зрителями спектакль-страсть, спектакль-надрыв, спектакль о жизни и смерти, о любви и тоске…

Не знаю, где нашли создатели «Василия Теркина» эти русские песни, хватающие зрителя за сердце с первых же минут представления. А зазвучали они с балкона, достигая крещендо уже на сцене, куда поднялись поющие молодые парни и девчонки, одетые просто и весело. Ребята быстро, с шутками переоделись в солдатское, потрепанное (кто ж им новое даст?) обмундирование, и оказалось, что их, Теркиных, будет ровно девять. Как и предполагал поэт, что Теркин есть в «каждой роте».

А после переодевания, после спора ребят, «кто ж все-таки из них настоящий Теркин», началось прощание с любимыми - хореографическая, мимическая сцена, исполненная такого отчаяния, такой тоски, такого предощущения будущих страданий и смерти, что в зале наступила гробовая тишина. И особым, глубочайшим смыслом звучали слова от Автора (М.Асафов): «Всех, кого взяла война, каждого солдата, проводила хоть одна женщина когда-то». А после проводов, девчонки переоделись в балахоны, ватники, опорки… Война!

Р.Феодори ищет разные формы для художественного воплощения темы. Например, постоянный киноэкран на заднике, а иногда на авансцене, с черно-белым изображением войны, хроникой, представляемой «Книгой бойца» - прямо по главам. И снова замирал зал, когда на экране, упавшем почти на рампу, возникал силуэт ободранного, без единого листочка дерева, на котором висит солдатский вещмешок. И ничего не надо объяснять…

Склонность к метафоре породила самые различные и удивительные сцены. Вот на лицах женщин появились маски. Отвратительные, ужасные, одновременно похожие друг на друга и все-таки разные. Один из зрителей после спектакля сказал: «Маски — потому что у войны не женское лицо», второй возразил: «У войны ужасное лицо». А мне показалось, что у войны вообще нет нормального лица, как несколько раз сказал и Автор: «У войны сюжета нету».

Этот женский хор одновременно напоминает античный хор, с другой стороны – он современно раскован, стремителен в танцах. Каждая его участница несколько раз перевоплощается в различные образы – от влюбленной девчонки, жены, до измученной работой вдовы, старухи или уж самой Смерти. Состав хора – только молодежь: Е.Артемова, И.Галдина, Н.Демидова, И.Жохова, А.Зайцева, А.Захарова, А.Лузгина, А.Морозова. Молодые актрисы запоминаются все, потому что каждой режиссер дал свое прочтение роли, свой образ, свое лицо или маску.

Спектакль словно пронизан метафорами. Они создают почти что виртуальный сценический мир, но одновременно этот мир реален, в нем можно представить и самого себя, и понять, понять глубоко, что движет бойцами и их подругами, что создает высокий духовный мир этих очень простых, а иногда совсем приземленных людей.

Вот как решил режиссер главу «Гармонь». Все по Твардовскому – просит солдат дать ему поиграть на гармони убитого командира танка. С трудом, нежеланием, преодолевая естественную печаль по погибшему товарищу, белая гармонь, которая спускается, словно светлая драгоценность, на трапеции, передается солдату. И несколько раз, словно заклинание, танкисты говорят: «Командир наш был любитель… Схоронили мы его». Но когда, после изумительных мелодий, доказавших, что чужой солдат настоящий гармонист, виртуоз, друзья погибшего решают подарить инструмент Теркину, то потрясенным оказывается… сам погибший. Нет, он не фантом, просто командир (Б.Тартаковский) как бы снова со своим экипажем, спорит, обижается и все-таки соглашается отдать гармонь. И, как будто почувствовав душевное облегчение, он прощается с боевыми друзьями, укладывается на трапецию, где лежала гармонь, его тело медленно возносится, а потом опускается в могилу.

Глава «Сирота». Все понятно по смыслу – плохо быть на войне вообще, а сироте – вдвойне. Но сирота в исполнении А.Яценко сам ничего не говорит. У того же сломанного, ободранного дерева, держась за него, он бьет чечетку. Это чечетка отчаяния, пустоты, когда нет писем, посылок, некуда идти, кроме как в землянку или окоп… «Что он думал – не гадаю, что он нес в душе своей», - А.Твардовский. Чечетка – символ танца с самим собой, здесь нет партнера, танец до изнеможения, до боли, до потери сознания.

Сам стихотворный замысел подзабытого советского поэта приобрел новое, горькое звучание: «Срок иной, иные даты, разделен издревле труд: города сдают солдаты, генералы их берут!» Даже как-то не верится, что цензура тоталитарного государства пропустила эти крамольные строки. Но они дошли до нас и пробудили понимание участи русского воина.

Спектакль – отнюдь не о сплошном горе и ужасе. В массе забавных сцен, где чудесно сыграли А.Аладышев, А.Гурамишвили, А.Карташев, А.Куликов, О.Костерин, участвовала вся молодая мужская часть труппы. Отмечу еще игру А.Шалухина и Р.Романова, которые предстали мастерами мгновенного перевоплощения, например, из солдат… в деда и бабку. Сменили лишь пилотки на платок и шапчонку, и… далее пошла игра с юмором, легкой самоиронией, но абсолютно натуральная. А ведь первоначально планировалось, что эту сцену исполнят пожилые актеры. Но при первых же попытках выяснилось, что даже блестящая игра корифеев чужеродна, вносит некий перекос в цельный образ спектакля.

Постоянное присутствие на сцене Автора не мешает действию. М.Асафов, уже начиная спектакль, когда сидит на авансцене с книгой «Василий Теркин» в черной обложке, словно поясняет: «Я только немного подскажу текст. Остальное смотрите сами». Он приоткрывал страницы, и тогда в зал, усиливаясь, плыли те самые надрывные песни, задавшие весь тон этому необыкновенному сценическому произведению. Один раз, правда, Автор вмешивается, и очень энергично, в действие. Словно возмущенный неравным поединком Теркина с откормленным немецким солдатом, Автор взлетел на холмик, где стояло это ободранное дерево, и помог герою расправиться с врагом.

В спектакле происходит смена эпизодов войны: привалы, прибаутки, тяжкие будни походов, ужас атаки, где каждый солдат бежит на пределе сил. Эта сцена тоже решена пластически. Солдаты бегут навстречу смерти, даже если атака удачна! И каждый боится отстать, не добежать, остаться вне боя. Так же ярко решены сцены, где русские женщины, те самые, которые в легких платьицах, красивые и юные, провожали своих ребят, становятся огрубевшими, поникшими, но все-таки сильными и бесконечно любящими! Их страдания – на грани возможностей, на пределе человеческих сил.

Во время просмотра появлялось ощущение, что спектакль строится как импровизация. И когда я попросил Романа Феодори дать мне почитать сценарий, он ответил: «А сценария нет. Есть главы «Теркина» и наша импровизация». Но эта импровизация, судя по всему, выстроена со снайперской точностью. Она проявилась даже в программке, на первой странице, где заглавные буквы фамилий Твардовского и Теркина сложились в грозное «ТТ» на фоне прославленного пистолета, единственного оружия войны, которое служит и сейчас. Так что премьера «Василия Теркина» выстрелила, став продолжением жизни Автора и его Героя в новой ипостаси, слитой в «ТТ».

Спектакль заканчивается оптимистично. Юноши и девушки, снова оказавшись в летних, ярких нарядах, «одевают» дерево в зеленые листья, решительно, весело идут по сцене, снова сбегают в зал, к нам, живущим сейчас, и возвращаются под аплодисменты на сцену. И все-таки все мы, взрослые и молодежь, уходя, помним и будем помнить вознесенное тело танкиста, страдания женщин, песни, бои, смерть и возрождение, весь ужас войны, которую мы стали ненавидеть еще больше…

В 2010 исполняется 100 лет со дня рождения А.Твардовского

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.