Новосибирск. "А этот выпал из гнезда" в театре "Красный факел"

Выпуск №1-111/2008, В России

За то время, пока Александр Зыков работал над спектаклем «А этот выпал из гнезда» по пьесе Дейла Вассермана, с репетиций которого началось его главрежство в «Красном факеле», бывший норильчанин съездил на Север и сделал работу над краснофакельскими ошибками в родном театре, в афише которого теперь тоже значится это название. Изменились первоначальная концепция постановки и состав исполнителей. Завершилась реконструкция здания, открылась большая сцена, закрывшаяся после того, как во время репетиций именно многострадальной «Кукушки» на сцену свалился кусок штукатурки...

После всего этого можно сказать, что в спектакле сформировался слаженный актерский ансамбль, где партии расписаны как по нотам. У каждого пациента психиатрической клиники своя боль и своя история. Вот Хардинг Владимира Лемешонка нечаянно роняет ботинок с крыши, беспомощно топчется на месте, пытается сообразить, как же ему реагировать на казус. И в этом — вся его неспособность принимать решения, вечная необоримая растерянность перед жизнью. Вот Чезвик Александра Дроздова капризничает на приеме лекарств, подпуская толику истерики, но очень хорошо знает меру допустимой условности. А Скэнлон Михаила Михайлова с искренним и безобидным любопытством следит за проделками Макмерфи — и интересно, и боязно, и хочется, и колется, и мама не велит!

Обитатели этой белой стерильной камеры — неповзрослевшие вовремя дети. У краснофакельцев получилась история про пионерлагерь — с той лишь разницей, что там хотят побыстрее повзрослеть, а здесь навсегда остаться маленькими. Там отдыхающим нравится доводить воспиталку, действовать наперекор, нарушать режим. Хотя волевых педагогов уважают больше. Здесь и та, и другая стороны играют в игру, строгие правила которой установлены раз и навсегда. Не зря сестра Ретчед время от времени о них напоминает. Капризничать она позволяет — нарушать правила нет. Может быть, героиня Елены Ждановой тоже хотела бы остаться слабой, да нет рядом настоящих мужчин. Она молода, хороша собой, удивительно женственна и совсем не агрессивна. Она называет пациентов мальчиками — им это нравится!

За пределами клиники «мальчикам» делать нечего. Их там мигом сожрут, растопчут, загонят в угол. Только здесь они могут оставаться самими собой. Вот они и принимают условия игры, вот и держатся за свое гнездо, вот и не хотят из него выпадать. За исключением Бродмена, которого, пользуясь скупыми, но исчерпывающими средствами, сыграл студент театрального института Данил Ляпустин. Но Бродмен стоит особняком, у Бродмена своя песня. Акцент сделан на бунтаре Макмерфи.

«Мы здесь находимся по собственному волеизъявлению», — пытается втолковать Маку Хардинг, саркастически именуя себя и себе подобных черепками от горшка человечества. Владимир Лемешонок в этой роли особенно четко ведет тему вынужденного выбора — каждый выбирает среду обитания в соответствии с собственными возможностями. Его персонаж, интеллектуал и философ, — единственный, кто находит мужество называть вещи своими именами.

Вообще-то и Мак здесь по собственному волеизъявлению. В тюрьме приходилось горбатиться, а здесь сплошные развлечения и неплохая, судя по всему, жратва. Даже в карты играть позволяют. Мак раззадоривает новых приятелей, вовлекает в игру и выигрывает без труда, но дальше этого не идет. Настоящий игрок умеет манипулировать сознанием окружающих, скрывать свои чувства и намерения, просчитывать ситуацию на много шагов вперед — но это в мире взрослых. А Мак, каким он получился у Андрея Черных, этот брутальный тип, щетинистый, с тяжелой челюстью и таким же тяжелым взглядом, — по уровню сознания всего лишь трудный подросток с признаками неформального лидера. То с медсестрой заигрывает, то пари затевает, то байку травит, то в баскетбол играть учит, то девок приводит, то вечеринку устраивает и на крышу всех приглашает. Стихийно отвоевывает какие-то мелкие права — ради чего? Вчера подобные выпады против заведенных устоев могли считаться способом социального бунта, но сегодня это лишь озорство мелкого пошиба. Если детей наказывают за непослушание — лишают сладкого и ставят в угол, то дяденьку, который никак не может повзрослеть, наказали более сурово. Нет, психиатрическая клиника — никакая не модель тоталитарного государства. Пьеса безбожно устарела, выпала из современного контекста. Прошло время палаты № 6, куда попадали самые совестливые — и самые вменяемые. Прошло время советских психушек, куда загребали насильно — за диссидентство. Прошло время Норильлага, где погибал цвет нации. Настало время, когда каждый может сам решить, где ему находиться. Личность выбирает общество, слабак — прячется под опекой сестры Ретчед. Лейтмотивом спектакля и иллюстрацией душевного просветления становится ария из «Любовного напитка» Доницетти. Метафорой свободы — массовая вылазка на крышу под усыпанное звездочками небо. Все так трогательно — музычка, звездочки...

Фото Игоря Игнатова

Фотогалерея