Восстановленное дыхание

Выпуск №5-125/2010, Проблема

Тринадцать премьер в сезон? Рекорд! И личный – такого еще не бывало в истории Центра драматургии и режиссуры, и абсолютный: ни один из столичных театров, даже те, у кого есть малая (а то еще, как у МХТ, и Новая) сцена, не в состоянии даже близко подойти к схожей цифре. Тем более в тумане кризиса, когда «культурные» власти тайком советуют руководителям не выпускать новых спектаклей, обходясь старым репертуаром. Еще для сравнения: «Практика» при своем рождении обещала выпуск 10 премьер в год, но в прошедшем сезоне «практичные» новинки можно счесть на пальцах одной руки.

А в ЦДР фонтан фантазии и гейзер энергии.

Тем более удивительный, что Центр еще до трагического ухода своего лидера Алексея Казанцева ощущал некоторую растерянность, с трудом нащупывал дальнейший оригинальный путь. А невосполнимая утрата, казалось, и вовсе затруднит, если не остановит, деятельность одного из своеобразнейших столичных театров. В позапрошлом сезоне впервые за все время существования ЦДР число постановок классики превысило количество премьер по современным пьесам, да и в качестве режиссеров по большей части выступали лица уже знакомые. В прошлом сезоне привычное соотношение неизвестной и апробированной драматургии было восстановлено: всего две работы основаны на классических текстах («На волне Ф.М.» по Достоевскому и «Бедный Уильямс» по мотивам «Прекрасного воскресенья для пикника» Т.Уильямса), еще одна - из разряда «советской» классики («С любимыми не расставайтесь» А.Володина), остальные - свежие пьесы, наши и зарубежные. Центр вновь можно рассматривать как полигон современной драмы. С режиссурой то же – ни один другой театр не может похвастать таким выходом в свет неизвестных имен, их около десятка.

Остается лишь восхищенно поздравить администрацию Центра и позавидовать ее мобильности, оперативности и вообще высокому классу: даже в обычных труппах тяжело планировать репертуар, когда актеры работают на стороне или много снимаются, а здесь ведь нет штатных артистов. Да и с площадками чехарда: помещение на Соколе (по идее - основное) не приведено в порядок, спектакли идут на трех (!) далеко разбросанных сценах - на Беговой, где работает только один зал; в Центре Высоцкого, получившем известность именно благодаря спектаклям ЦДР; в Театре.doc, где за предоставленную возможность аренды подчас требуют обозначить премьеру как совместную. И при этом Центр начал еще и привозить близкие по духу спектакли из-за рубежа (не боясь сравнений), например, норвежский «Пластилин». А кроме того, ЦДР старается сохранить-восстановить старые постановки. Директор Людмила Цишковская со своей командой явно заслужила титул «кризисного менеджера», «продюсера изобилия», «театрального МЧС» или что-то в этом роде, особенно если учесть, что лишь на несколько премьер удалось найти поддержку, подавляющее их большинство (9) создано своими силами. Цветы и аплодисменты?

Широкая палитра дает и возможность выявить новые черты в обеих сферах, стоящих в названии Центра. В режиссуре: только две постановки подписаны знакомыми фамилиями – Вадима Данцигера («Бедный Уильямс») и Михаила Угарова («Жизнь удалась» Павла Пряжко, совместно с Театром.doc), да и то последний – в содружестве с начинающим Маратом Гацаловым - надо понимать, в знак поощрения со стороны мэтра «новой драмы». Впрочем, тут отдельная интрига: начиналась работа в «Практике», потом постановщик, разойдясь с руководством, перенес работу под другую марку и в иное пространство. Автор пьесы Павел Пряжко – одна из наиболее оригинальных фигур «новой драмы»: в предыдущей его постановке на сцене ЦДР – «Трусы» (тоже совместно с Театром.doc) ощутимы были переклички нарочито бытового, приземленного донельзя, с космическим, бытийным. В новом зрелище постановщики попытались придать истории побольше театральности: как, не претендуя на скромность, пишет в программке Угаров, сделать «оперу в концертном исполнении». Для чего действо должно отразить все этапы работы: начав с чтения по ролям, завершиться полноценным спектаклем. В реальности опыт обернулся невнятицей: сперва исполнители и впрямь держат в руках листки с отмеченными ярким фломастером репликами, позднее их (листки, не реплики) откладывают; но смотрится это недоученным текстом (и впрямь его затвердить нелегко). Поскольку декорация (ее фактически нет: десяток стульев, сиденьями к зрительному залу) не меняется, костюмы остаются теми же («в чем сегодня пришли, в том и играют» - радостно восклицает программка) и даже реквизит отсутствует, а кому-то из актеров досталось несколько персонажей, от шофера до старушки, то утверждение о полноценном представлении более чем спорно. Зрелище остается забавой для узкого круга, что не исключает, разумеется, мгновений удачи или актерского обаяния.

Похоже, вычурными приемами с чтением ремарок режиссеры пытались прикрыть ординарность пьесы, которая очевидно уступает предыдущим работам драматурга. Фабула: один из братьев любит школьницу выпускного класса, не ведая, что с ней живет второй. Сама героиня, понимая, что от бой-френда предложения руки и сердца не дождешься, выходит-таки замуж за влюбленного, но сбегает с собственной свадьбы, оставив жениха в туалете со спущенными штанами. Пьеса все более смахивает на киносценарий: новоиспеченные муж и свояк составляют компанию улизнувшей героине и ее подруге, едут в запоздалой маршрутке, ругаются с водителем, тот высаживает всех на дороге. Уже проголодавшаяся четверка подкрепляется увезенными со свадебного стола припасами, затем любовник удаляется за новобрачной в ближайший двор, исполняет там супружеские обязанности за брата. В финале все вновь оказываются в том самом туалете, где молодой супруг по-прежнему пребывает в обрисованной выше позиции с обнаженным крупом, - то ли возвращение на круги своя, то ли побег обернулся сном или пьяной грезой. С монтажа эпизодов начиналась десять лет назад «новая драма», там и застряла.

Еще заметнее кружение на одном месте, когда за постановку кого-то из «новых» берется менее опытный режиссер. «Поросенок и карасенок» упорно продвигаемого в восходящие звезды Юрия Клавдиева (лауреат последних «Действующих лиц») и Анастасии Москаленко подвергся, похоже, существенной переработке: среди авторов «сценической версии пьесы» (что бы значило сакраментальное выражение? что оригинальная версия вовсе не подходит для сцены?) числятся и постановщик Сергей Сатин, и исполнитель одной из заглавных ролей Донатас Грудович, и кто-то еще, но спасти убогий текст им не удалось. Спектакль не то тут же был снят с репертуара, не то вообще официально не был выпущен. Остается радоваться, что хотя бы младшие поколения (а пьесу представляли сказкой, предназначали соответственно) остались без легковесного воздействия.

Михаил Дурненков, едва ль не самый чуткий из авторов этого круга, явно осознал тупик и ищет выход: его «Экспонаты» - полноформатная пьеса, написанная с соблюдением классических канонов (по крайней мере, автор хотел бы их соблюсти). Тут внятная история - в угасающий городок приезжают крутые москвичи, чтобы сделать там исторически-туристический комплекс: больно уж хорошо сохранились черты начала ХХ столетия. Жителям (мало похожим на современников Серебряного века) предлагается тоже превратиться в соответствующие объекты: надеть старинные костюмы и вести себя как их дальние предки (вроде обитателей резервации для любопытствующих иностранцев). Замысел драматурга роскошен: диссонанс между повседневной борьбой за выживание, в которую превратилась сегодняшняя жизнь провинции, и гламурной оболочкой скрежещущ, широк простор как для драматичных эпизодов, так и для комедийных; контраст манер способен родить и смех, и жалость, и прочие струны, на которых пристало играть автору; а столкновение столичных визитеров с аборигенами обещает развертывание национальных характеров во всем их диапазоне. Увы! Родимые язвы «новой драмы» дали себя знать: среди персонажей появились не живые лица, но стандартные типы - алкоголик, бандит и пр., свести их друг с другом «мирным путем» автор не сумел, почему действие сползло в криминальный сериал с кульминацией разборки. Постановщик Андрей Жиряков в фантастически неподходящих условиях Театра.doc (копродукция!) совершил прямо-таки героические усилия, пытаясь вместить масштабное полотно в давящий подвал и перевести типажи в разряд жизненных типов.

И многое ему удалось: периодически в метре от публики возникали лица, которые сохранили, несмотря на обстановку, способность не только к физиологическим, но человеческим реакциям. В пестрой веренице образов встречались и абсолютно завершенные создания, вроде молодой героини в исполнении Анны Егоровой, нового цветка ЦДР, которой – тьфу, не сглазить бы! – предстоит роскошный расцвет. Равно как и в мозаике сцен попадались безукоризненные по атмосфере, настроению, тонкости игры (как ни странно, это эпизоды не только в помещениях, но и на вольном воздухе, ощущения которого так трудно достичь в подземелье). Постановщику удалось – пусть лишь временами – показать для «новой драмы» нетипичное: за повседневностью существования проследить мощный поток времени, из частных подробностей сложить пазл индивидуальных судеб и общей судьбы. Легкими мазками, не требуя от публики однозначной реакции, не нагнетая ужасов, молодой режиссер сочетает быт и просвечивающее сквозь него бытие. В персонажах вдруг прозреваешь близких – и в матери, что выбилась из сил, растя детей без отца, и во владельце магазинчика, который после крушения нашел в себе силу вновь приняться за дело, и в парнишке, который на пороге взросления должен решать, оставаться ли ему дома, наблюдая за деградацией родных и рискуя опуститься самому, или бросить их на произвол судьбы, бежать, устраивая собственную жизнь. Характеры рассмотрены крупным планом, у каждого своя боль и своя надежда, которые сливаются в единый поток, захватывая публику. Если бы не провалы в драматургии…

Впрочем, хотя основные причины неуспеха связаны с пьесой и трудным пространством, есть и собственные промахи постановщика. В основном они вызваны близостью публики к исполнителям – в таких условиях надо особенно тщательно измерять масштаб актерских приемов – и (опять-таки в силу крупного плана) реквизитом, который принято именовать исходящим, т.е. едой и питьем. Публика, даже самая неискушенная, чутка к воспроизведению на сцене процессов с сильной физиологической составляющей – она тут же оценит, холодно герою или жарко, действительно ли он голоден, не выспался, пьян ли, болен и т.п. Именно на утрировании физиологии держится дурная эстрада, от «Аншлага» до «Комеди-клаба», приемы которых режиссеры трюка постоянно пытаются привести и на драматические подмостки. Обратная сторона (менее заметная, но опасная банальностью) – бытоподобие, лишенное театральности, когда персонажи ведут себя «как в жизни», вызывая тем самым жуткое рассогласование, прорехи в театральной ткани, вроде как пресловутый настоящий нос на живописном портрете. В извинение Андрею можно заметить, что и у опытных мастеров встречается та же ошибка, но, если он всерьез думает о профессии, подобных казусов стоит избегать уже теперь.

На «Экспонатах» видна не только узость подхода Центра к драматургии (как сообщалось на пресс-конференции, главный «рекомендатель» пьес – все тот же Угаров), но и проблемы, связанные со второй сферой – режиссурой. То самое распутье, что наметилось несколько сезонов назад, теперь обозначилось конкретно. На одной дороге знак вековой с лишним давности гласит: «нужны новые формы», а они, как принято считать, подвластны молодым, чей взор еще не зашорен. Над другой висит лозунг театра как увеселения, а последняя, наиболее заросшая, бежит под символом продолжения традиций.

Первый путь, разумеется, самый соблазнительный и кажется естественным: кому и говорить о сегодняшней жизни и сегодняшним языком, как не самой активной, дерзкой (поскольку не изведали пока ожогов опыта) части населения, - так было и так будет. Беда лишь в том, что открывать новое можно, лишь овладев тем гигантским арсеналом, который выработала режиссура за полтора века своего существования, - а со знаниями и умением у молодых не очень ладно. Сегодня в театральных вузах преподают многие режиссеры, в работах которых можно заметить огромное число заимствованных, но не ставших для них органичными приемов. Немудрено, что постановки режиссеров-дебютантов отмечены отсутствием выучки - тому немало примеров в минувшем сезоне.

В ЦДР, хотя общая волна любительщины его тоже затронула, есть, по счастью, пример противоположный: во «Внеклассном чтении», спектакле, сложенном из инсценировок современных писателей, сделанных разными режиссерами (где такое можно еще увидеть?), несколько новелл поставлено Олесей Невмержицкой – и они, особенно те, которыми начинается и завершается представление, заставляют говорить об их авторе как о человеке технически оснащенном, а вдобавок и обладающем собственной темой. Невмержицкая умеет не иллюстрировать слово рассказчика, но делать зримым то, что стоит за ним, свободно пользуясь при этом всеми режиссерскими средствами: атмосферой и ритмом, картинкой и звуком, мизансценой и светом. Недаром ей было сделано приглашение от менеджера с хорошим нюхом – Олега Табакова, но… дебют Олеси на сцене «Табакерки» оказался слабее, чем хотелось. Тем не менее, Центр может записать себе в актив пригретые им студенческие постановки, которые на его сценах выглядят вполне профессиональными.

Второй – увеселительный – путь тоже отчасти сцеплен с хилостью профмускулов, но для слабодушных привлекательнее, поскольку на него толкают официально: от рекламных призывов «Бери от жизни…» до включения самого института театра в разряд развлечений. К чести ЦДР сторонников такого выбора в нем немного – разве что бездумный механистичный драйв, в который опущена пьеса Володина, рождает грусть. Гораздо чаще установка на забаву прорывается подсознательно, как в «God is a DJ» по пьесе немца Ф.Рихтера (отчего и поддержка Гете-центра; почему еще и поддержка «Открытой сцены» - понять сложнее). По слову постановщика Михаила Морскова, данный «стереоспектакль» (?) призван дать сплав театральной и клубной культур, сиречь привлечь тех, для кого дискотека – привычная часть жизни, а подмостки – величина неизвестная. Задача в принципе благородная, хотя заявления «К нам ходит молодой (вариант – продвинутый) зритель!» раздаются из самых отстойных закоулков театральной Москвы и никто еще не подсчитал, сколько новичков, увидев впервые в жизни зрелище в том же Театрe.doc, навсегда отвернулись от драматической сцены. Для смешения культуры и субкультуры нужен особый вкус и такт – в противном случае получится мало удобоваримый коктейль.

Если в начале представления парень бросит откуда-то сверху клич, а сидящая среди зрителей девчонка на него отзовется, - это походит на искомое, но после ее выхода на сцену останется привкус подсадной утки, поскольку зрелище замыкается по ту сторону рампы. На нынешнем Чеховском фестивале было несколько постановок, где с театром пытался породниться цирк - и не всегда порывы оправдывались, хотя у них больше совпадающих черт: зритель и там и там остается на месте. В клубе же иные отношения между посетителем и увеселителем, первый не обязан дожидаться финала. Режиссер, чтобы удержать зрительский интерес, прибегает ко все новым и новым фокусам: то один из исполнителей держит камеру, снимая партнера, - результат на экране, то на том же экране возникает несколько изображений, то на нем демонстрируется происходящее за кулисами... Беспрерывный калейдоскоп истончает самое ценное - историю взаимоотношений, которую ребята неплохо начали разыгрывать. Символична сцена, когда артисты пытаются уйти с подмостков, а постановщик силой возвращает их назад, - то же насилие совершается и над публикой.

Традиционный третий путь тоже не столь прям, каким мог показаться. За десятилетие с лишним своего существования ЦДР наработал собственные традиции, от которых жалко отказываться - они в немалой степени формируют неординарный облик Центра. Но они же (в области актерства поменьше, режиссуры - больше) успели обрасти мхом, утеряли блеск. Собственно, вериги «новых традиций» помешали режиссерам-«старикам», Угарову и Вадиму Данцигеру, и они же (вериги, не старики) сковывают инициативу молодых. Порой кажется, что стены всех сцен ЦДР так впитали в себя некогда поражавшие свежестью приемы, что даже люди иных культур испытывают на себе воздействие излучений. По крайней мере «Кожа и небо» болгарина Димитра Динева, живущего в Германии, в постановке болгарина Борислава Чакринова, живущего в Болгарии (отчего и поддержка Министерства культуры Болгарии и Болгарского культурного центра в Москве), мало чем отлична от рядовой (увы — заурядной) постановки Центра. Обстановка: война с восточным уклоном, персонажи: Она и Он - сразу дают унылое предзнание: разумеется, между сегодняшними Ромео и Джульеттой вспыхнет симпатия, которая преодолеет преграды воспитания и опыта, а кончится история обязательно грустно. От стандарта не спасает ни криминал (Она мародерствует, набирая нужную сумму для побега из объятой пламенем родной страны), ни третий персонаж (по контрасту с матерым воином — наивный новобранец).

Впрочем, клишированность режиссуры много сильнее: неужели брат-славянин, который, кстати, не первый раз ставит в столице, не знает элементарных вещей? Например, что нельзя – категорически! – заставлять актеров играть трупы: не только из соображений высоких (профессия и в самом деле опасная, создать новый образ – не соперничество ли с Творцом?), но и из самых прагматичных: ни один самый наивный зритель не поверит, что кого-то и в самом деле убили, если тот будет валяться перед глазами (да еще и заметно дышать), пока героиня произнесет пламенный монолог.

Едва ли не ординарнее сценография, автором которой выступил постановщик: видообразующий задник изображает собой огромный штрих-код. Значение его каждый способен трактовать по-своему, важен штамп приобщения к современности.

Хотя эксперимент с зарубежным гостем не привел к завидному результату, это направление ЦДР может стать перспективным: приглашение начинающих режиссеров-иностранцев – со своими представлениями о подмостках и отобранными ими текстами для постановок – способно придать новый импульс Центру, перевести его в интернациональный регистр.

Тогда к майке лидера в сфере организации, возможно, добавится и кубок эстетического состязания: ведь прочие необходимые составляющие у Центра в наличии. Особенно актерская поросль, которая уже формирует собственную – новую – театральную общность. Чем и славен ЦДР.

Фото http://www.cdr.theatre.ru/performance,

Фото Иван Мурзин, Татьяна Азова, Ольга Булавина, Владимир Луповской

Фотогалерея