Священное чудовище - театр... / Людмила Лозицкая

Выпуск № 6-126/2010, Лица

Стоит ей лишь показаться на сцене, зал взрывается аплодисментами. Не дав еще проронить ни фразы, сделать ни шагу. Вне зависимости от контекста спектакля. Она - прима. Она - признанная звезда пензенской сцены. Она - народная артистка России Людмила Алексеевна ЛОЗИЦКАЯ.

В этом году ей исполнилось 85 лет. Более 65 она отдала Пензенскому драматическому театру. Ее приглашали Товстоногов и Ромм. Ее выбирали на роли английских королев и египетских цариц. Она облачалась в роскошные одеяния былых эпох, проживала судьбы своих героинь уверенно, ярко. Так, что забыть невозможно. И сегодня, выходя на сцену, всю себя отдает без остатка этому священному и неразгаданному Чудовищу под названием Театр.

Окно ее комнаты выходит на главную площадь города. Из него можно увидеть и часть строящегося здания нового театра. В ожидании его открытия Людмила Алексеевна живет два последних года. С того самого момента, когда случился пожар. И старого театра – театра, с которым была связана целая жизнь – не стало…

Она приносит кофе, закуривает сигарету. Движения ее точны и изящны, глаза – проницательны, а грудной мелодичный голос то звонко взмывает вверх, то опускается на нотки с хрипотцой. Это когда она говорит полушепотом, с паузами, замирая. В остальное время она не может усидеть на месте, легкое тело ее все время требует смены поз. Может быть, сама того не замечая, она держит осанку, хотя в данный момент у нее только один зритель.

«Задавай свои вопросы, – командует она мне. – Сейчас как спросишь что-нибудь заумное. Я не смогу ответить!» – «Вы-то не сможете…». «Ладно, – она машет рукой, – давай, спрашивай. Расскажу все как есть…».

Дочь Пасхальной ночи

Уже само появление ее на свет было необычным.

– Я как будто ждала, – Людмила Алексеевна задумывается, и в паузе ее, отнюдь не театральной, из неведомых пространств проступает перст самой Судьбы. – Семь дней не хотела на свет появляться. А как только колокола зазвонили, ровно в 12 ночи я и родилась. Так мама рассказывала. И видно Ангел меня поцеловал. А то, что он хранит меня, я всю жизнь чувствую.

Мама Антонина Георгиевна была актрисой -самородком. В Сибирь как-то приехал театр. А с ним – известная талантливая артистка Елена Иосифовна Леннер. Она невольно определила судьбу сначала матери, потом и дочери Лозицких. Однажды попав за кулисы, они не смогли преодолеть силу притяжения самого магического из искусств.

Маленькая Мила, лежа в кроватке с бутылкой молока, голосила на весь дом, еще не слишком выговаривая «эр»: «О, Баядеээра!»

– Труппы тогда были смешанные: и драма, и оперетта – все в одном театре.

Актриса так живо рисует свое закулисное детство, что я буквально вижу эту маленькую жеманную барышню, с Бог весть откуда взявшимися аристократичными манерами. Это в глухом, затерянном в самом центре России провинциальном городке, еще до войны, когда жили бедно, жили трудно и не слишком весело.

– Я все время играла, что я актриса, брала гитару, открывала окно и пела. Демонстрировала, что я пою. Голосишко раздавался на весь двор…

Мне три года. Я сижу с конфеткой и жду, когда папу поведут на допрос мимо нашего дома. И вот идут, с двух сторон конвоиры держат пистолеты на изготовку. Папа спрашивает: «Можно остановиться?» Я протягиваю ему конфетку. Лицо его странно меняется. Он отдает ее обратно. Прячет глаза, идет дальше…

Отец - Алексей Евстигнеевич был офицером Белой гвардии. На допросах от него добивались, чтобы он признался в антисоветской деятельности.

– Его чуть не расстреляли. Отпускали, потом опять забирали. Обыск у нас был страшный. До сих пор вздрагиваю на звук колокольчика…Во время войны на фронт папу не пустили, сослали в лагерь, там сидела под надзором вся неблагонадежная интеллигенция.

Дочь репрессированного белогвардейца будет всю жизнь нести этот груз. Бесконечные проверки, настойчивые предложения быть «стукачкой», запрет на выезд за границу со своим театром… Потом, много лет спустя, когда совсистема будет покорена ее талантом и красотой, она принесет отцу свой партбилет и скажет: «Возьми, это тебе, живи спокойно».

Властный зов сцены

– У меня была идея – я должна играть. Но папа был категоричен: «Пока не будет серьезной профессии, никакого театра». И послали меня в саратовский мединститут, уже во время войны. Но оттуда я, не закончив первого курса, удрала. Потому что мы там фугаски гасили, а не учились. Ехала обратно на открытой платформе. В рваных ботинках. Вернулась. Мама меня не узнала…

В Кузнецке неудавшаяся студентка поступила на завод. Точила детали для фронта. И вот он, первый поворот судьбы. Из Киева эвакуируется известный певец Кульчицкий с женой пианисткой. Они организовывают вокальную студию.

– Я пошла на прослушивание. Пела «Матушка, голубушка…» - вот такие «сложные» вещи. Он говорит: «Кто вам ставил голос?» – «Никто». – «У вас большие способности, можете в опере петь».

Вокруг война, смерть, но разве может молодость ждать?! Ей надо жить сегодня, сейчас. На ее счастье Ворошилов, проезжая в ставку через Кузнецк, дал нагоняй – почему театр не работает?! Стали срочно собирать труппу.

– Труппа Кузнецкого театра – баянист слепой, старухи и я молодая. Готовили «Парня из нашего города» Константина Симонова. Роль Варьки – это была первая моя работа. 42-й год. Мама к этому времени работала в кассе – не могла уйти из театра. Потом рассказывала: «Смотрю, идет репетиция. Бегает Милка, как будто она дома у себя. Не могу понять, откуда все это в ней?!».

Мама, конечно, немного лукавила. Артистическая среда и наследование старинной польской фамилии, вероятнее всего, дворянского происхождения, помноженные на девичью восторженность и природный темперамент, многое объясняли.

После премьеры, которая имела в Кузнецке невероятный успех, в местной газете появилась хвалебная рецензия. Молодой дебютантке, произведшей настоящий фурор, прочили большое будущее. Ей были посвящены такие строки: «Вышла на сцену, нимало не смущаясь, чувствуя себя хозяйкой, будто всю жизнь здесь и была».

…Пешком, с котомками за плечами кузнецкие артисты обошли всю губернию. Кое-где в колхозе лошадь давали, чтобы вещи перевезти. Но это случалось редко. В госпиталях, военных частях играли скетч «В шесть часов вечера после войны», пели под баян.

В 43-м Мила влюбилась. Молодой красавец, адъютант начальника гарнизона, старший лейтенант Юрий Блаватник делает ей предложение и уезжает на фронт. А уже после войны увозит ее вместе с сыном Валентином в Белоруссию. В Гродно она пела в Красноармейском ансамбле песни и пляски. Но брак оказался непрочным. Она возвращается. А в 47-м судьба дает ей шанс. Ее приглашают на смотр творческой молодежи в Пензу. Десять репетиций пьесы «Ее друзья» приносят ей второе место. Через некоторое время она получает приглашение на работу в Пензенский драматический театр.

– Сыну было три года. Оставила его с бабушкой и поехала. Как одержимая была, бредила театром. Забыв обо всем, думая только о сцене, о своей персоне. Ничего меня больше не интересовало.

Людка-людоедка

И Театр ответил ей взаимностью. С момента появления ее на пензенской сцене время будто ускорило ход. Одна роль, другая, третья… Они сыпались на нее, как из рога изобилия. И она работала, как сумасшедшая, жаждала играть все!

Ее яркий талант покоряет, ей сразу же дают одну из главных ролей в спектакле «Глубокие корни», поставленном по пьесе американских журналистов Джеймса Гоу и Арно д’Юссо. По восторженным отзывам пензенских газет послевоенного времени можно судить о стремительном восхождении театральной звезды Людмилы Лозицкой. Таинственная, ослепительная, несравненная, дерзко красивая, неожиданная, смелая, обворожительная, божественная – вот лишь малый список эпитетов, которыми восхищенные рецензенты награждают актрису.

«Машенька» Афиногенова, «Таня» Арбузова, «Любовь Яровая» Тренева, «Анна Каренина» и «Власть тьмы» Льва Толстого, «Бесприданница» и «Лес» Островского, «Дни Турбиных» Булгакова… все ей по силам, все удается.

Она не знает поражений, не терпит конкуренции. С появлением в труппе юной красавицы молодым актрисам все сложнее претендовать на главные роли.

– Весь репертуар на мне держался. И они сказали: «Здесь все главные роли играет эта Людка-людоедка, а мы только ее подружек играем». Все разъехались по другим городам. Разогнала я их, выходит дело так! Но все, кстати, благополучно состоялись и получили звания…

Она была безоговорочной примой. Стоит только посмотреть на снимки тех лет, и вы поймете, что конкурировать с ее красотой было почти невозможно. А еще при этом темперамент, сила таланта и артистическая интуиция.

Знаковой стала для Людмилы Лозицкой роль Нилы в «Барабанщице» А.Салынского. Стоит людям постарше заговорить о Лозицкой, и сразу: «А помнишь, как она в «Барабанщице»?! Хороша!» В этом образе актриса выходила на сцену более ста раз, и каждый – как в первый! Не случайно «на нее ходили» и несколько лет спустя после премьеры. О Нине из «Маскарада» пензенская газета писала: «В Нине, какой ее играет Лозицкая, есть и воля, и достоинство, и гордость, желание отстаивать добро и правду». А вот цитата о Норе, главной роли в спектакле «Кукольный дом» Ибсена: «Актриса захватывает зрителя своим духовным обликом, в котором есть и обаяние, и лукавство, и множество всяких других оттенков. Она начинает спектакль с такой высокой ноты душевной напряженности, что невольно задумываешься: а как же дальше, хватит ли ей сил, красок развить их, завершить по восходящей линии начатое? Хватает. И сил, и таланта».

«Комедия ошибок», «Антоний и Клеопатра» Шекспира, «Живой труп» Л.Толстого, «Веер леди Уиндермир» Уайльда, «Испанский священник» Флетчера, «Сладкоголосая птица юности» Уильямса – список блистательных работ актрисы безбрежен. Всего более 700 ролей. И этот список неизменно пополняется…

Любая роль исполняется ею так убедительно и изящно, что не поверить нельзя, не влюбиться – невозможно. Аплодисменты, цветы, признание зрителей, приглашения из театров других городов – зовут в Самару, Новосибирск, Воронеж, Львов и даже в Ленинград – тогда еще молодой режиссер Георгий Товстоногов…

Получив сразу два приглашения на кинопробы – одно от знаменитого Михаила Ромма, она предпочла роль Настасьи Филипповны у другого режиссера. После этого заявилась к Ромму, но тот обиделся и не стал ее снимать. Волей обстоятельств и первый кинопроект не состоялся, но в театре было так много ролей, что сожалеть не приходилось. Почему она осталась в Пензе? Рационального объяснения тому нет.

– Как будто кто-то сказал, что мое место здесь…

Конечно, за ошеломительным и, казалось бы, легким успехом стоял адский труд. Дар от Бога сам по себе ничто, если нет упорства и желания. Актерский пот, ежедневно проливаемый на подмостки, публике незрим.

Азы русского психологического театра молодая Лозицкая усвоила буквально с первых шагов. На постижение теории времени не было. Ее обучала сама Сцена.

– Что-то внутри подсказывало, как надо играть. Мало произнести текст, надо пропустить ситуацию через себя. Без фальши. Я сказала тебе фразу. А ты, не воспринимая, сразу отвечаешь. Это неправда. Ты отреагируй – как тебе это... Важны нюансы, из которых строится хороший актер.

По сути, актриса говорит о системе Станиславского, о внутреннем проживании каких-то вещей. Каждая роль становилась частью ее жизни, входила в мысли и чувства, в кровь и плоть. Сценические образы завладевали ею всецело. И порой даже вмешивались в закулисную жизнь. Невольно в разговоре всплывет та или иная реплика, жест сам собою выйдет театральным. Родные сердились иногда: «Ну, хоть дома-то ты можешь разговаривать своими словами!» – «А это и есть мои слова!»

– Наверное, я не замечаю, как и в жизни продолжаю играть. Вроде бы я искренне разговариваю, а со стороны может казаться, что я манерна...

Один из горячих почитателей таланта Людмилы Алексеевны писал: «Меня, ее сумасшедшего обожателя, приводило в трепет то, что ей, живущей среди нас, грешных, покупающей молоко в тех же магазинах и газеты в тех же киосках, был дан божественный ДАР перевоплощения и царственной власти над нашими чувствами».

Когда б вы знали, из какого сора…

Поклонники Людмилы Алексеевны вряд ли догадывались, что за кулисами и ее жизнь была прозаичной. После войны в бытовом смысле актеры жили ужасно.

– Гостиница «Волга» дореволюционной постройки – это было наше театральное заведение. Там жили проститутки, торговки и артистки. Туалеты – в коридоре, там же и керосинки стояли, на которых готовили – не продохнуть. Вот там наши дети бегали, сами себе предоставленные...

Но это осталось в памяти размытым, где-то на самом краю. Смутно проступают очертания незамысловатой комнатки, вспоминается деревенская угловатая Марфа, которая варила картошку и спала у поленницы. Все это было неважно. Только Театр, яркий, манящий, имеет право заполнять ее воспоминания.

После каждой премьеры актеры собирались вместе. На стол – у кого что есть. Варили картошку в мундире. Утром – как стеклышко – на репетицию. Излишеств никто себе не позволял. Безнадеги, такой как сейчас, не было. Бедно жили, но весело.

Со временем все устроилось, актеры получили квартиры. И самое пристальное внимание со стороны властей.

– В театр чиновники ходили с женами, мы даже знали, кто где сидит. После премьеры второй секретарь обкома партии Георг Васильевич Мясников, который фактически был первым лицом области, заходил за кулисы. Знал жизнь каждого актера. Кто чем дышит, кто над чем работает, кто пьет, кто женился, развелся…И помогал всем по первому слову.

О властном, не терпящем компромиссов характере первой сценической леди в кулуарах ходили целые истории. Но ее претензии к партнерам по сцене или постановщикам не были взбалмошными капризами, порожденными звездной болезнью. Если она и предъявляла какие-то требования, в первую очередь, они были продиктованы профессиональными соображениями. Она всегда стремилась докопаться до сути, того же хотела и от других. Наверное, поэтому часто спорила с режиссерами. Иногда они ее убеждали.

– В «Хищнице». Большая лестница – раз, два, три, но зачем я туда иду? А режиссер мне: «Деточка, ты сначала пойди, а потом спрашивать будешь». Я пошла и поняла.

А вот в «Божьих одуванчиках» – спектакле, который играется и сегодня – ее находка: героиня-актриса далеко «запенсионного» возраста, изображая Джульетту, вдруг взлетает на стол – а это приличная высота, особенно, если смотреть из зала – и произносит свой бессмертный монолог. Зрители всякий раз ахают, когда Людмила Алексеевна проделывает это. Московский режиссер оценил эффектную и рискованную мизансцену и в столичной антрепризе повторил ее.

Мой зритель – мой кумир

Без него актерская профессия не имеет смысла. Зритель – часть спектакля. От того, как он смотрит, дышит, реагирует, зависит успех или неуспех. Ради зрителя актер забывает о семейных ссорах, личных обидах, больной, с температурой встает с постели и выходит на сцену. Если, конечно, это настоящий актер.

– Вот сейчас я это чувствую, в 85 лет. Когда я иду на спектакль еле-еле. Прихожу в гримировочную, сажусь за свой стол, самая первая, никого еще нет... И самое удивительное, вот крещусь перед выходом на сцену и не ощущаю ничего. Как будто меня подменили. Первый акт самый трудный, там и сцена, и танцы, второй я уже отдыхаю – прыгаю, бегаю… Никакого возраста нет, из меня энергия прет, особенно, если зал хороший, это такое счастье!

И когда после спектакля, отдав больше, чем имела, возвращается в гримерку, не может понять, как она это сделала? Неужели тот самый Ангел был рядом? Как иначе это можно объяснить?..

Из письма зрителя:

«Дорогая Людмила Алексеевна! Ваше искусство, целеустремленное и сильное, пробуждает в людях чувство прекрасного, остающееся на всю жизнь! И когда случайно вижу Вас на улице, усталую и задумчивую, погруженную в другие, пока еще чужие тайны, хочу верить, что жизнь новой Вашей героини будет близка, понятна, неповторима… Мы страстно полюбили театр. Это Вы ввели нас в этот новый волнующий мир, Вы впервые открыли нам мир театра…»

Долгие годы на сцене, взлеты и падения – не обходилось и без них – не смогли изменить ее отношения к Театру. Нет ни обид, ни разочарования. Одно только желание – играть… Театр и сегодня остается для нее священным… Священным Чудовищем. От слова «Чудо». И любовь к нему не имеет границ.

– Это какая-то зараза, которая приносит большое счастье, но зачастую много горя. Особенно в старости актерам. Платить приходится за эту славу, за эти минуты восторга… потом приходится расплачиваться. Не всем. Но зачастую.

Возвращение домой

Здание нового театра вот-вот будет сдано в эксплуатацию. Этим живут все актеры Пензенской драмы. Но для Людмилы Алексеевны Лозицкой – это ожидание особое.

– Только одна мечта – вот откроют новый театр, и там я еще выдам. Что-то еще осталось. Вот, как, знаешь, сидит заноза, что-то еще мешает, что-то надо доделать мне, понимаешь?

Сегодня в Пензенском драматическом театре рассматривают варианты пьес, которые можно предложить Людмиле Алексеевне Лозицкой. Она готова репетировать. И зритель, ее преданный зритель мечтает сегодня увидеть живую легенду на новой великолепной сцене.

«Легенда… Перестань! – она сердится по-настоящему и мне становится не по себе от ее сверкнувшего взгляда. – Причем здесь легенда? Я – актриса». – «Ну, можно тогда написать Актриса с большой буквы?» – «Ладно, – разрешает она, – пиши уж! Большую букву я, наверное, заслужила...».

Фото из архива Л.Лозицкой

Фотогалерея