Казань

Выпуск № 7-127/2010, В России

Начало февраля, а в Казани уже запахло весной — яркое солнце пригревает, небо синее-синее, без единого облачка... И хотя еще держится мороз, хотя увязаешь в сугробах и сосульки громоздятся на крышах, все равно ощущаешь — скоро весна!

Впрочем, вполне может быть, что подобное ощущение возникает от спектаклей. Когда смотришь плохой спектакль, ничего не в радость — ни природа, ни люди, ни приближение теплого времени года. А вот когда на спектакли везет, возникает удивительное чувство радости от твоей профессии, от общения с городом и театром, от того, что уже скоро, совсем скоро придет весна...

Я не была в Казани, в Русском Большом драматическом театре им. В.И.Качалова ровно десять лет. Конечно, за эти годы мне довелось видеть работы художественного руководителя театра Александра Славутского и его артистов на гастролях в Москве, на разных фестивалях. То есть, считать себя на целое десятилетие оторванной от жизни этого коллектива я все-таки не могу — по возможности следила за тем, что и как они делают. Но совсем другое дело — приехать в их дом, где на своей сцене они играют спектакли, на этой сцене родившиеся, обретшие жизнь. За три дня я увидела четыре спектакля — правда, о двух из них «Страстной бульвар, 10» писал, но я все-таки решила позволить себе, полностью соглашаясь с рецензентами, высказать и свое мнение об увиденном.

Тем более что в четырех спектаклях, какими бы разными они ни были, особенно отчетливо проступают очень существенные черты: сплоченность труппы, единомыслие и единонаправленность творчества, четкий режиссерский почерк, сильное молодое поколение, приверженность классике.

Здесь, пожалуй, стоит оговориться: Александр Славутский (что мне особенно интересно в его поисках!) привержен не только русской классике ХIХ столетия, как и многие режиссеры сегодня. Славутский много и интересно работает с совершенно особым пластом отечественной культуры — советской классикой, которую он остро чувствует и видит в ней отнюдь не предмет для осмеяния (любим ведь мы сегодня от всего советского отворачиваться с брезгливой гримасой), а тот несомненный «позитив», который способен заразить и сегодня, который способен одарить чувствами очень простыми, но от того не менее светлыми и внятными.

Водевиль Валентина Катаева «Квадратура круга» написан в 1927 году. Его сценическая жизнь была достаточно успешной, но потом он оказался прочно забыт театром, и в этом был свой резон. Сначала театр чересчур интеллектуализировался и забавная шутка была ему неинтересна и ненужна. А потом... потом стало интересно совсем иное, что, к слову сказать, вполне можно было бы разыграть, даже не изменяя ни катаевских коллизий, ни катаевского текста. Сделать, например, Васю и Абрама геями, для которых женитьба становится непоправимой катастрофой, или углубиться в подробности интимной жизни двух супружеских пар в одной комнате... Даже удивительно, что эпатирующий театр конца 1900-х — начала 2000-тысячных прошел мимо этой щедрой возможности!

Однако Александру Славутскому интересно отнюдь не это — его занимает, волнует, умиляет, смешит самое существование этих чистых, светлых, обмороченных идеями светлого коммунистического завтра молодых людей. Их молодость, их любовь, их радость и наполненность жизни, их быт, который может восприниматься как бытие.

Сюжет прост: два друга, обитающие в одной комнате, решают жениться и приводят сюда своих избранниц. Одна из них — Людочка — мещаночка, мгновенно наводящая уют в своей половине комнаты: салфеточки, кастрюлечки, сковородочки, кокетливый фартучек и не менее кокетливые тапочки, фотографии бабушки и дедушки на стене, домашние обеды вперемешку с нежностями. Другая — Тоня Кузнецова — полная ей противоположность. Она — подлинный строитель светлого завтра. Ей нужны лишь книги ну и кусочек колбасы на ужин, ничего больше. Это «идейная» семья, построенная на основах марксизма-ленинизма, устремленная к осчастливливанию человечества.

Совместная жизнь двух пар длится недолго — вскоре Вася и Абрам понимают, что выбрали себе не тех жен: Людочка гораздо больше устраивает идейного Абрама, она такая хозяйственная, такая ласковая, что его железобетонное сердце дает трещину. А Васе куда больше подходит Тоня Кузнецова. Страдания, которые испытывают друзья, могут показаться смешными, а могут — и очень горькими, потому что они совершенно искренни и так же искренне сыграны Ильей Славутским (Вася) и Маратом Голубевым (Абрам). Да и жены их не отстают от своих мужей в подлинности переживаний: Надежда Ешкилева (Кузнецова) и Елена Ряшина (Людмила) играют открыто, наполненно, очень убедительно.

Вообще, спектакль «Квадратура круга» смотрится с удовольствием с самого начала, когда идет снег, а все персонажи скользят по сцене, словно по катку, и до самого финала, когда пары «перетасуются» и вновь прозвучит незатейливая песенка, звучавшая еще в начале: «Так почему не посмеяться над тем, что кажется смешно...»

Кажется, именно кажется, потому что стремление человека к счастью, к гармонии никогда не может быть смешным, как бы забавно оно ни проявлялось. Оно может тронуть и взволновать, как трогает и волнует этот спектакль — очень стильный, ни на йоту не притягивающий насильно к современности, а оттого — невымышленно современный. Очень точно схвачены в спектакле типажи — поэт Емельян Черноземный (Николай Чайка), гости, являющиеся в дом молодоженов с транспорантами и пивом, - узнаваемые, живые, словно сошедшие со страниц литературы того времени. Их энтузиазм, их искреннее стремление разделить с товарищами все, и радость, и горе, даже их навязчивость вызывают в памяти коммунальное житье советских людей на протяжении долгих десятилетий — смешанное чувство досады и тоски по той прилюдной жизни на виду у всех, где не было ничего своего, а все было общее. И дело здесь вовсе не в идеалах революции и идеологической борьбы - просто молоды тогда были...

Артисты играют с нескрываемой радостью — смотришь на них и словно заряжаешься их азартом, энергией, искренностью. Так же радостно играют они и спектакль «Золотой ключик, или Приключения Буратино» (инсценировка и постановка Александра Славутского). Казалось бы, ничего принципиально нового в сказке этой, знакомой всем нам с детства, нет и быть не может, тем более в музыкальном ее варианте, хорошо известном и по фильму, и по разным спектаклям. Но Казанский русский театр умудряется и здесь «идти собственным путем» - путем преображения музыки, танцевальных номеров да и самой интерпретации этой истории о деревянном мальчике и театре Карабаса-Барабаса. С видимым наслаждением играют в «Золотом ключике» молодые артисты — М.Голубев (Буратино), А.Черепанов (Пьеро, обладающий очень красивым и великолепно поставленным, просто оперным голосом), М.Кудряшов (пудель Артемон), Е.Ряшина (лиса Алиса), И.Славутский (кот Базилио), Н.Ешкилева (черепаха Тортилла), А.Малинин (Сверчок). Они рассказывают эту историю как истинную историю жизни некоего народца, сумевшего добыть золотой ключик, открыть им заветную дверцу и найти свое счастье. В финале не акцентируется, что они нашли театр — просто вышли в некое пространство, где ощутили себя не рабами жестокого Карабаса, а полноправными жителями совсем новой, совсем другой страны...

Особенно порадовало меня в Казани то, что все увиденные спектакли резко отличаются друг от друга по интонации и в то же время выстроены одной режиссерской волей, одним режиссерским видением. После веселого, радостного «Золотого ключика», который доставляет истинное удовольствие не только детям, но и взрослым теми скрытыми посылами и намеками, что в нем содержатся, и начисто лишены какой бы то ни было пошлости или «игры в поддавки», - «Дядюшкин сон» по Ф.М.Достоевскому, спектакль очень грустный, серьезный и смущающий душу (сценическая версия и постановка Александра Славутского, см. “СБ, 10” № 5-115).

«Обыкновенная история в двух действиях» - так определяет театр жанр этой повести Достоевского, и режиссерская мысль, действительно, нацелена на то, чтобы показать нам самую простую и обыкновенную историю людей — их униженности, их лицемерия, их несчастливой доли.

Единственное, с чем я не могу согласиться в строгой и изящной инсценировке Александра Славутского, - это с отсутствием линии Васи, возлюбленного Зины, умирающего в финале. Тем более что в последней сцене появляется женщина (мать Васи, как оказывается), которая гневно бросает Зине письмо от своего умершего сына. Зритель, никогда не читавший «Дядюшкин сон», никогда и не поймет, о ком идет речь. Кроме того, изъятие из инсценировки линии Васи существенно обедняет и образ самой Зины, сыгранной Надеждой Ешкилевой очень выразительно и точно, и некий общий контекст творчества Достоевского, в котором этот спектакль, несомненно, задумывался и осуществлялся: униженные и оскорбленные — это не только замечательно сыгранная Лидией Огаревой Настасья Петровна, не только Афанасий Матвеевич, нестандартно и крупно решенный Эдуардом Сажиным, но, в первую очередь, именно Вася, которому не нашлось здесь места...

Князь (Геннадий Прытков), несмотря на свою ряженость (черные-пречерные парик и усы, которые сорвут с него ближе к финалу), предстает здесь фигурой подлинно трагической: он с таким глубоким чувством слушает романс, который поет Зина, так расслабленно-радостно, по-детски, пьет чай в гостиной Москалевой (Светлана Романова рисует свою героиню мазками крупными, жирными, не боясь ни преувеличений, ни откровенного гротеска, что выигрывает, создавая образ резкий и сильный), так откровенно делится всем с Мозгляковым (Марат Голубев очень хорош в этой роли, необычен, не использует никаких штампов и прежних наработок, вообще, как мне представляется, эта роль для него стала своего рода экзаменом на творческую зрелость), что становится ясно, насколько для этого человека тяжело существование в двух реальностях — он то выпадает из настоящего, то снова возвращается в него, всякий раз осознавая, что с ним происходит. Именно осознавая — этим Князь Геннадия Прыткова резко отличается от тех многих Князей, которых доводилось видеть за последние годы - «Дядюшкин сон» стал чрезвычайно популярен на театре!

Не знаю, каким образом так точно найден в спектакле романс Зины, но он буквально ошеломляет!.. На музыку Нино Рота положено стихотворение Булата Окуджавы с его пронзительными строчками начала:

Смилуйся, быстрое Время!

Бег свой жестокий умерь.

Не по плечу это бремя,

Бремя тревог и потерь.

И не менее пронзительными финальными строками:

Не пригодилась корона,

Тщетною вышла пальба...

И на весле у Харона

Замерли жизнь и судьба.

И с помощью этого романса масштаб личности Князя становится крупнее — человек, настолько глубоко и остро воспринимающий именно эти строки, продолжает жить напряженной духовной жизнью. Пусть даже и в те моменты, когда способен эту жизнь осознать...

Как мгновенно и как бессмысленно проходит жизнь!.. Кружится в танце Москалева, погруженная в грезы о будущем дочери, а значит — и о своем будущем; виртуозно закручивает сложную интригу обиженная Настасья Петровна; вьются вокруг Князя мордасовские дамы, напевая «Милый князь, милый князь...» до изнеможения, до желания заткнуть уши; словно муха в паутине, бьется Зина; радостно мстит Мозгляков... А жизнь уходит, словно вода сквозь пальцы, и звучит, звучит музыка романса, как будто возвращая нам эти жестокие и беспощадные слова. И хотим мы того или нет, а выходим из зрительного зала другими — не такими, какими вошли в него с желанием отдохнуть от праведных трудов и, может быть, посмеяться над «обыкновенной историей».

Александр Славутский поставил спектакль, который надо пережить — от мыслей о нем не отделаться, от его пронзительной интонации щемит сердце даже спустя время, долгое время после того, как увидишь...

Так же, как надо пережить и спектакль «Великий комбинатор» (см. “СБ, 10” № 6-126), инсценированный и поставленный Александром Славутским по роману И.Ильфа и Е.Петрова «Двенадцать стульев» - казалось бы, нечто веселое, беззаботное и увлекательное, а на деле — совсем иное.

Этот роман писался в то же время, что и «Квадратура круга», но персонажи разительно отличаются от катаевских, потому что перед нами — авантюристы, веселые проходимцы, жаждущие счастья женщины, мечтатели и фантазеры да и просто разноликая, разномастная толпа. Сохранив все сюжетные линии, Александр Славутский построил спектакль как мозаику — не всегда и не везде четко продуман ритм каждой сцены, от этого порой возникает ощущение некоторой монотонности, но оно не утомляет, а концентрирует мысль на том, что все в этом мире повторяемо на разных уровнях, в разных ипостасях. Все они катастрофически одиноки — и мечтающий о белых штанах и платиновых зубах Остап Бендер (замечательно играет его Илья Славутский), и грезящий о свободной и богатой жизни Киса Воробьянинов (прекрасная работа Михаила Галицкого), и постоянно думающий о свечном заводике отец Федор (Марат Голубев лишь ближе к концу спектакля набирает полную силу, в первом акте он слишком суетится и мечется), и живущая воспоминаниями о прошлом Елена Станиславовна (Светлана Романова с цветочным горшком в руках играет просто вставную новеллу с тщательно разработанным характером и «историей жизни»). Вообще, каждая роль в этом многонаселенном спектакле отделана настолько тщательно, что впору перечислить всех артистов без исключения. Но главное — в другом. В том, что Александр Славутский возвращает этому роману, считающемуся едва ли не одним из самых веселых и «разухабистых» в советской литературе, его исконную печаль по несостоявшимся жизням, по изломанным судьбам. Не столь важны причины, по которым это произошло, — важен сам факт. Факт одиночества, разобщенности, тотального непонимания друг друга, а оттого — убийства Остапа, на которое идет Воробьянинов, убивая и себя самого, безумия отца Федора.

Эта грустная, даже трагическая нота спектакля Александра Славутского не перекрывается блестящими комедийными сценами, такими, например, как свадьба мадам Грицацуевой (Надежда Ешкилева уморительно смешна и в то же время трогательна в этой роли), встреча с шахматистами в Васюках (пластически эта сцена решена безукоризненно), посещение Дома презрения, где обитают старухи...

История погони за сокровищами мадам Петуховой из авантюрной гонки превращается в грустное, хотя и не лишенное юмора, познание самих себя и множества, множества людей, представляющих разные слои и срезы советского общества конца 20-х годов ХХ века. Ту самую эпоху, которой мы сегодня совершенно не знаем. А зря!.. Александр Славутский возвращает ее в культурный обиход и делает это серьезно, снимая налет анекдота и расхожих шуточек с известного романа.

Рассказ о сегодняшнем дне Казанского русского большого драматического театра им. В.И.Качалова был бы неполным, если не упомянуть еще два очень важных момента.

Много лет работают вместе режиссер Александр Славутский и художник Александр Патраков. Этот дуэт не просто слажен — возникает такое ощущение, что один без другого не смог бы обойтись. Сценография Патракова всегда изысканна, удивительно красива (его тюлевые занавеси в «Дядюшкином сне» вызывают эстетическое наслаждение) и наполнена смыслами — вне ее спектакли утратили бы очень многое.

Над музыкальным решением всех четырех спектаклей (как и прочих) работает один из ведущих артистов театра Илья Славутский, и его вкус, его пристрастность и умение глубоко погрузиться в литературный материал вызывают уважение и подлинный интерес. Такое чувство, что Славутский-младший каждый будущий спектакль «пробует на звук», как дегустируют изысканные вина. И находит единственно возможное, эмоциональное звучание.

Поездка оказалась интересной и нужной. Недаром мне почудился в феврале запах близкой весны — это случается лишь тогда, когда театр жив и умеет ускорить приход прозрачного и светлого времени года...

Фото предоставлены КБДТ

Фотогалерея