В пространстве Кальмана "Фея карнавала"

Выпуск № 8-158 / 2013, Мир музыки

Творения великого венгерского композитора, неоспоримого гения оперетты Имре Кальмана на московских подмостках присутствуют постоянно. Взаимоотношения театра с ними развивались в полном соответствии с духом перемен, какие жанр и театр претерпевали. В стабильные времена то или иное название шло в одной редакции десятилетиями. «Сильва», поставленная Г. М. Яроном в 1940 году, продержалась здесь 43 сезона, а его же версия «Марицы» немногим меньше. В конце 60-х «Фиалка Монмартра» в редакции Георгия Ансимова была так же драматична, как опера Пуччини «Богема», из которой «произошла». Со второй половины 80-х новые версии главных оперетт Кальмана в Москве отражают общую моду на склонный к эклектике «большой стиль».

Сегодня «Московская оперетта» обратилась к произведению, которое, пожалуй, ближе к статистике жанра. «Фея карнавала» в обозримое время здесь не ставилась, наверное, потому, что в число шедевров первого ряда никогда не входила.

Однако, в ней есть свои очевидные ценности, интересные фанатам жанра. Лирическая насыщенность этой музыки завораживает, а сюжет, посвященный, по существу, судьбам актеров, вполне выдерживает самые высокие аналогии.

Начать с того, что сюжет близок коллизиям «Парижской жизни» Оффенбаха. В «Фее карнавала» тоже веселые авантюристы, в данном случае, артисты оперетты, увлеченно выдают себя за «белую кость и голубую кровь». Ситуация очень французская, укорененная во многих пьесах разных эпох. Но ближе других, пожалуй, оказался Жан Ануй с его «Балом воров», «Ужином в Санлисе» и, конечно, «Коломбой». Там знаменитая актриса мадам Александра, сделавшая карьеру на главных ролях в пьесах, дурно стилизованных под классицизм, вынуждена заботиться о судьбе бесталанного, как ей кажется, сына и его опасно простодушной юной жены, возмечтавшей о сцене. Кстати, в одном из российских театров действие «Коломбы» перенесли в заштатный театр оперетты, а основной сюжет пронизали большими фрагментами «Фиалки Монмартра». Кроме того, очевидные перепевы чеховской «Чайки» у Ануя полны едкого сарказма. Светлой лирики или доброго юмора тут не найдешь.

В оперетте «Фея карнавала» у либреттистов А. Вильнера и Р. Остеррайхера все выглядит и развивается проще и элегантнее. Звезда опереточной труппы, которую тоже зовут мадам Александра, скрывая свое материнство, выдает сына за поклонника, при этом, хочет женить его на богатой наследнице знатного рода. Логика ее несокрушима: «Сначала женись, а потом люби, кого хочешь». Но Александра Светланы Варгузовой говорит это, не теряя природного благодушия: беззлобно, некатегорично, даже лучезарно улыбаясь. Суровость ее требований смягчена необязательностью их исполнения. Да и сама мадам к предлагаемым обстоятельствам своей судьбы весьма снисходительна. Родила давно, почти внезапно и вроде даже не уверена, кто, собственно, отец Ричарда. Сложности жизни Александру не то, чтобы минуют, но как-то мало заботят, что составляет неотразимое обаяние ее натуры.

Гамма мелодраматических переживаний в духе наших «Без вины виноватых» остается под флером чисто опереточной иронии. Появление отца ребенка, бывшего возлюбленного, графа Теодора Айзенберга, да еще в облике рыцарственно-романтичного Герарда Васильева, никак не колеблет мировоззрения примадонны. Даже директору и партнеру, претендующему на положение супруга, Жюлю Деламоту, настырному, но трогательному в исполнении Юрия Веденеева, Александра тоже отказывает, объявив обоим, что предпочитает остаться «замужем за Театром».

Основное сюжетное ядро обрамлено тремя другими лирическими линиями. Сын мадам Александры Ричард, хорошо воспитанный, но застенчивый, хрупкий, однако, упрямый молодой юрист, чью культуру чувств тонко выявил Артем Маковский, влюблен в незадачливую артистку Грету, сыгранную Василисой Николаевой изящно и трепетно.

Несостоявшаяся невеста Ричарда рассудительная Леонтина - Ольга Белохвостова благосклонна к восторженному Францу - Алексею Коровину. А изящный Людвиг - Александр Каминский, наверное, найдет свое счастье с решительной девицей Розой -Мариной Торховой.

Интимные чувства молодых героев полноценны и свежи, а у Кальмана, как всегда, на всех хватает музыки. Этим хорошо пользуется молодой дирижер Константин Хватынец, открывая в партитуре новые мелодические композиции и пуская на подмостки совсем немного вставных номеров. Лишь один - дуэт Александры и Теодора - напрямую повторяет дуэт Рауля и Нинон из второго акта «Фиалки Монмартра», возникая, чтобы подчеркнуть важность для основных лирических героев темы воспоминаний о былой любви. То, что в центре сюжета оказываются зрелые люди, для спектакля принципиально. Да и сама музыка «Феи карнавала» воспринимается не как новая, а как напрасно забытая.

Многие, интимные по преимуществу, дуэты героев балетмейстер Игорь Маклов, в свою очередь, «комментирует» развернутыми хореографическими картинами: загадочные люди в белых камзолах галантной эпохи танцуют изысканные танцы в духе «Барбизонского балета», что выглядит красиво и уместно.

Автор перевода и постановщик спектакля Жанна Жердер отнеслась к сюжету внимательно, прекрасно понимая, что бороться с опереточными штампами можно только путем их канонизации. Сознательно возведя в ряде номеров опереточную вампуку «в квадрат», режиссер вместе со сценографом Борисом Валуевым и автором костюмов Светланой Синицыной создали намеренно пышную иллюзию театра в театре, где «нормальный» театр неовенского типа соседствует с истошно барочным, в духе того классицизма, каким пробавлялись герои «Коломбы» Ануя. Незабываемы многоярусные груды вееров, из которых составлено платье мадам Александры в ее выходной арии, немыслимо пестрые перья на шлеме Деламота или два артиста-кентавра с крупами на колесиках, затесавшиеся в многолюдной сценической толпе.

Юмор здесь, однако, вовсе не язвительный, а добродушный. Высшее его выражение - постоянно путающийся под ногами суфлер Готфрид, который получил роль дедушки-инвалида, но, подчиняясь первичному инстинкту профессии, которую явно понимает как служение, силится подсказать персонажам текст, нелепо, но вдохновенно путая сюжеты и стихи. Блистательно исполняя эту роль хранителя традиций, Александр Маркелов сознательно или интуитивно, настырно и упрямо доказывает, что беззащитный легкий жанр по-прежнему очень многим дорог и, наперекор всему, жизнеспособен.

Фотогалерея