БЕЛГОРОД. «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?»

Выпуск №5-235/2021, В России

БЕЛГОРОД. «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?»

Если верить хроникам шекспировского театра, первая постановка пьесы «Мера за меру» состоялась 26 декабря 1604 года - тогда труппа дала единственное представление при дворе короля Якова I. Дата премьеры спектакля «Мера за меру» в Белгородском государственном академическом театре имени М.С. Щепкина - 26 декабря 2020 года - была выбрана непредумышленно. Просто режиссеру-постановщику, народному артисту России Борису Морозову отводился ровно месяц на постановку его девятого спектакля в Белгородской драме. Ровно месяц, чтобы воплотить детально придуманный и тщательно разработанный замысел в зримые формы и одушевленные образы. Ровно месяц - при том, что несколько артистов из первичного распределения в разгар пандемии выпали из репетиций по болезни, и пришлось срочно искать им замену, делать перестановки в списке действующих лиц и исполнителей. Ровно месяц ежедневных репетиций, не нарушающих репертуарного графика театра до самых последних прогонов. Надо полагать, это беспрецедентный случай постановки шекспировского спектакля большой формы - особенно в наше тревожное, нестабильное, не располагающее к творческому самоотречению время.

После премьеры в местной интернет-среде заговорили о необычайно смелом спектакле, разглядели в нем перекличку с региональной общественно-политической повесткой и даже заподозрили режиссера в том, что он «почитывает белгородские телеграм-каналы». Конспирология, конечно, дело увлекательное, но в данном случае «ларчик просто открывался». Свою позицию Борис Морозов сформулировал давно и однозначно: «... классики невероятно созвучны современности. И важно эту созвучность донести до сегодняшнего зрителя». Добавлю, что на белгородской сцене режиссеру всегда удавалось обнаруживать сопряженность классики с нашим временем без выворачивания наизнанку содержания произведения, без перестановки с ног на голову его смыслов. При этом всякий раз находить внутри пьесы темы и проблемы, которые волновали его самого как художника, и мощно, глубоко, страстно говорить о них со зрителем.

«Душа человеческая всегда неизменна, - говорил Борис Афанасьевич о современности классики в одном из интервью. - По интонации она может звучать иначе в разные времена, но по сути человек один и тот же - со своими болью, страстями, размышлениями о жизни, борьбой за счастье, выбором между добром и злом». Тема выбора звучит во многих работах режиссера последних лет, ее же он назвал основной и в спектакле «Мера за меру». Она точно стержень, на который нанизываются другие темы и мотивы шекспировской «трагической комедии»: свобода и ответственность, закон и справедливость, власть и личность...

История о том, как герцог Винченцио, сожалея о допущенных ошибках своего либерального правления, удаляется от дел и оставляет вместо себя наместника Анджело, известного неподкупностью и строгим следованием букве закона, разыгрывается вне контекста определенной эпохи. Сценография Анастасии Глебовой лапидарна: устремленная ввысь готика создает условно-обобщенный образ некоторого царства, некоторого государства, по прихоти Шекспира названного Веной. И на столь аскетичном фоне «расцветает» яркое, театральное пиршество костюмов Андрея Климова, где романтический стиль органично сочетается с фарсово-шутовским. «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» - невольно задаешься пастернаковским вопросом при виде художественного оформления спектакля. Но погружаясь, вовлекаясь в действие, понимаешь концептуальный замысел режиссера: любое тысячелетие, любая страна света, любой антураж и любые одежды не меняют природы человека, проявляющейся как в высоких, благородных устремлениях души, так и в низменном, греховном ее прозябании.

А уж грех в венском герцогстве цветет пышным и махровым цветом! Ловкая, бойкая, оборотистая сводня Переспела (Ольга Решетова) после закрытия борделя в предместье легко открывает его в городе под вывеской бани. Ее услужливый Помпей (Дмитрий Евграфов) совершенно бесстыдно признается в собственных темных делишках и в абсолютной нравственной невменяемости, но с проповедническим пылом берется обличать общественные пороки. Ветреный дворянин Пена (Илья Кузьмин), не просыхающий который день, потерял уже и способность говорить, и человеческий облик - только тупо таращит глаза в ответ на обращенные к нему вопросы. Пара мальчиков-мажоров (Владимир Дорогин, Руслан Желудков) бесцельно прожигает жизни в пьянстве, распутстве и прочих безобразиях. А власть в лице тщедушного недотепы констебля Локтя (Михаил Новичихин) способна только насмешить венский люд.

«Моя вина - я дал народу волю!» - сокрушается герцог Винченцио (Виталий Стариков), и, глядя на бурлящую и булькающую стихию материально-телесного низа, с ним трудно не согласиться. Драму монарха, осознавшего тщетность управления методом пряника, Виталий Стариков играет сложно, неоднозначно, интересно. Спокойно, с достоинством герцог объявляет о решении отправиться в долгое путешествие, но то, как нарочито ласково и вкрадчиво говорит он со своими вельможами, подсказывает зрителю: Винченцио задумал хитроумную интригу. На стыке острого комизма и глубокого драматизма работает артист, когда герцог скрывает себя под личиной монаха - герой ведет сложную игру, распоряжается (пусть и с благородной целью, но довольно рискованно и жестоко) судьбами людей, сам попадает в неловкие ситуации и слышит не всегда лестный vox populi в адрес власти. А когда Винченцио освобождает голову от монашеского капюшона и обнажает душу, измученную тягостными размышлениями о жизни, смерти и предназначении человека, обращает он свой страстный монолог не собеседнику - несчастному юноше, осужденному на смерть за внебрачную связь, а самому себе - достигшему высшей власти, но не высшей гармонии. Однако именно способность сомневаться и взвешивать решения, знание меры и природы вещей, стремление к справедливости и милосердию делают образ герцога в исполнении Виталия Старикова живым, обаятельным и очень человечным.

Противоположность Винченцио - временно исполняющий обязанности в его отсутствие граф Анджело (Игорь Ткачёв). Красивый, высокий, статный молодой мужчина, он принимает полномочия от герцога бесстрастно, как должное, по осознанному им праву лучшего. То, как власть меняет человека, как высвечивает его натуру (отнюдь не ангельскую!), показано в рисунке роли выразительно и беспощадно. Вот, после отъезда герцога, Анджело долго примеривается к трону, осторожно, медленно садится и словно наполняется ощущением своего могущества. А вот, устав вникать в дрязги венского плебса, высокомерно отстраняется от разбирательств, предоставляя право судить честному и благородному Эскалу (Андрей Зотов). И в этом демонстративном уходе кроется не только презрение к низменным, мелким человеческим сварам, но и честолюбивое ожидание по-настоящему большого, показательного дела, способного утвердить его статус и авторитет. Подобно королю Клавдию из «Гамлета» (Игорь Ткачёв блистательно играет эту роль в спектакле Валерия Беляковича) Анджело тщательно просчитал и простроил свой путь наверх, и подобно Клавдию, осознающему «смрад злодейства» своего, Анджело не может молиться после встречи с Изабеллой, понимая преступность собственных желаний.

Отношения Анджело с Изабеллой (Валерия Ерошенко) в спектакле превращаются в яростную битву двух недюжинных характеров. Их первая встреча - когда она, монастырская послушница в черном платье и он, книжник, законник, поборник благочестия, со Священным Писанием в руках, сидят друг напротив друга по разным краям просцениума, наполнена тревожным, напряженным ожиданием неминуемого столкновения. Валерия Ерошенко ведет свою героиню от робости, смущения, дрожи в голосе к постепенно крепнущей уверенности, страстному отстаиванию своего мировоззрения в споре о грехе и прощении, власти и справедливости. Анджело оппонирует Изабелле тихо, невозмутимо, но с глубокой внутренней убежденностью. И лишь горячечная реакция девушки на известие о скорой казни брата выводит наместника из привычного «теплохладного» состояния: он хватает ее за плечи и тут же опускает руки, видит ее горящие глаза, чувствует тепло ее ладони на своей груди... Но не милосердием наполняется сердце Анджело, а вожделением, и в ответ на прощальные слова Изабеллы: «Пусть небеса спасут вас!», - он зло, резко, с досадой бросает вслед: «От тебя! От самой добродетели твоей!»

Роль Изабеллы в спектакле «Мера за меру» сыграна Валерией Ерошенко на высокой, поистине трагедийной ноте. Страшный выбор героини - купить жизнь брата ценою своей девственности или отправить его на смерть, сохранив целомудрие, - актриса проживает в широкой эмоциональной амплитуде: от слез к смеху, от гнева к отчаянию, от решимости к бессилию. Схваченная в охапку Анджело и пригвожденная к высокой спинке кресла, искушаемая его распевными, пафосными монологами, с искаженным от боли прекрасным лицом, Изабелла находит в себе силы для угрозы обличить негодяя. И получает циничную, хлесткую, как пощечина, отповедь: «А кто тебе поверит, Изабелла?»

А следом - не менее напряженная по накалу чувств сцена с Клавдио (Александр Сторожев). Борис Морозов решает ее так, что брат и сестра не размыкают объятий во время диалога. Но по мере того, как благородная решимость Клавдио умереть, не запятнав чести сестры, сменяется истерикой мальчишки, который хочет жить, любить и быть счастливым, крепкие родственные объятия превращаются в рукопашную схватку. Отчаяние Клавдио, его жалость к себе и к милой, преданной ему и на пороге смерти Джульетте (Наталья Чувашова), неготовность «уйти - куда, не знаешь» Александр Сторожев исступленно, кажется, на пределе физических сил выплескивает в страстный и горький монолог.

В игре, затеянной герцогом, вплоть до эффектной развязки, где каждому будет отмерено мерой за меру, Изабелла и Анджело не прекращают свой нравственный поединок. С каким самодовольством наместник принимает защиту герцога от обвинений девушки, как откровенно глумится над слезами Изабеллы, объявляя ее сумасшедшей (Валерия Ерошенко действительно ведет свою героиню, не знающую о том, что брат жив, по пути Офелии) и насколько меняется Анджело, когда понимает: его игра проиграна. Игорь Ткачёв скупыми, но выразительными красками рисует эту страшную метаморфозу: лицо Анджело становится бесчувственной маской, в остановившихся глазах словно отражается пустота и холод его души. Перед нами духовный мертвец, и удастся ли возродить Анджело к новой жизни кроткой, нежной, любящей, некогда оставленной и оболганной им Мариане (Айгуль Халиуллина своим чистым, боттичелиевским типом красоты просто пленяет в роли), - этот вопрос в спектакле остается без ответа...

Трагедийный план спектакля рельефно оттеняют комические персонажи - и беспутный арестант Бернардин, не страшащийся ни казни, ни бога и ни черта (Сергей Штатнов), и палач Страшило, мнящий себя художником в своем «искусстве» (Борис Милашенко), и необычайно резвая и любопытная, но пугливая, как серна, настоятельница монастыря (Анна Лего), и совестливый, отчего крепко пьющий Тюремщик (Андрей Терехов)... В живописной галерее человеческих характеров особо выделяется Луцио в феерическом исполнении Андрея Манохина. Артист не жалеет щедрых, сочных фальстафовских красок для этого идеолога - нет, поэта! - распутства. Кажется, весь он - воплощенный порок: бездельник, мот, плут, волокита, сплетник и сквернослов. Он порхает легким мотыльком по борделям и дворцам, он самозабвенно, художественно плетет небылицы о герцоге, его острый, меткий язык разит наповал - ни дать, ни взять популярный блогер эпохи Ренессанса! Но при этом мягко и точно артист акцентирует в характере Луцио его способность к сочувствию, милосердию, деятельному участию в судьбах дорогих ему людей.

Круг тем, которые обозначает в спектакле «Мера за меру» Борис Морозов, обширен и кажется достаточным для постановки даже столь большого стиля. Но режиссер вводит в спектакль еще одну, очень важную для себя - тему театра. Ее воплощает придуманный Борисом Морозовым и артистом Сергеем Денисовым образ Шута. Он открывает представление строками из шекспировской комедии «Как вам это понравится»: «Весь мир - театр. В нем женщины, мужчины - все актеры. У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль...» Этот пролог, с одной стороны, создает атмосферу «театра в театре» и объясняет завязку действия, а с другой - задает спектаклю глубокую философскую интонацию. Особенно сильно она звучит в самый драматический момент спектакля, когда Изабелла узнает, какой ценой должна заплатить за спасение брата. Мрачный шекспировский сонет № 66 о несовершенстве и несправедливости окружающего мира в исполнении Шута усиливает впечатление от этой сцены.

Мотив игры снова возникает, когда Шут обращается к героям сценического действия с гамлетовским наставлением актерам, но в контексте всего спектакля «Мера за меру», а, может быть, и творчества режиссера в целом, оно воспринимается как личное художническое послание Бориса Морозова: «Каждое нарушение меры отступает от назначения театра, цель которого во все времена была и будет: держать, так сказать, зеркало перед природой, показывать доблести ее истинное лицо и ее истинное - низости, и каждому веку истории - его неприкрашенный облик». Какое бы не стояло тысячелетье на дворе...

 

Фото Натальи ЗОТОВОЙ

Фотогалерея