Оправдание фамилии / Георгий Штиль (Санкт-Петербург)

Выпуск №7-247/2022, Лица

Оправдание фамилии / Георгий Штиль (Санкт-Петербург)

4 марта народному артисту России Георгию Антоновичу Штилю исполнилось 90 лет. Он до сих пор на сцене Большого драматического театра, куда пришел 60 лет назад. Ныне театр носит имя Г.А. Товстоногова, которого Штиль всегда почитал как гения. И с годами научился не обижаться за маленькие роли, достававшиеся ему вовсе не по таланту.

В книге «Товстоногов. Репетиции» (СПб., 2015) есть запись репетиций спектакля «Тихий Дон». Режиссер выстраивает мизансцену. По диагонали планшета должен протянуться отряд красноармейцев.

ТОВСТОНОГОВ (Аксенову). Очень маленький отряд получается, вам не кажется? А где наши рабочие сцены? Вот бы им присоединиться... Нет, встаньте в один ряд, фронтально, от портала к порталу.

Перестроение по росту в одну шеренгу. Всем не хватает места. Самые маленькие оказываются за сценой рядом с помощником режиссера.

МАРЛАТОВА. Георгий Александрович, Горюнов и Штиль ко мне попали. На сцене они не помещаются.

ШТИЛЬ (вышел, сдерживая обиду). Не помещаемся.

ТОВСТОНОГОВ. Ну и стойте там. Сбоку увидят. Я и добиваюсь, чтобы у шеренги не было конца!

Штиль кивнул и гордо ушел за кулису к Горюнову.


Роль в программке обозначена как Рыжий красноармеец. Сколько таких переиграл Георгий Антонович! И с годами согласился: Товстоногов был прав. Потому что создавал спектакль, где у шеренги не должно было быть конца. И строил театр с прицелом на бесконечность. А что может быть для актера важнее, чем жить и работать в великом театре?! Штиль не просто вошел в историю БДТ. Он с первого дня создавал его своими руками, нервами, интуицией и талантом.

Широко известен сюжет с постановкой пьесы Александра Володина «Моя старшая сестра». В первоначальном варианте этой малюсенькой роли вообще не было. В первом издании пьесы (1961) такого персонажа в помине нет. Его придумал актер. Перед выходом Татьяны Дорониной с ее прославленным: «Любите ли вы театр...» режиссеру понадобился - для разгону - еще один абитуриент, он попросил: «Жора, прочтите что-нибудь...» И тот, вопреки замечанию мастера: «А вы в зеркало на себя смотрели?» - решил прочесть не какую-нибудь басню, а монолог Чацкого, заставив коллег хохотать до слез.

Полагаю, Штиль, с его неуемным темпераментом и желанием душу вложить в каждый спектакль и каждую роль, не раз импровизировал, фонтанируя по ходу репетиций, и не раз расширял границы казавшихся проходными и незначительными кино- и театральных ролей. Кому-то из своих героев артист добавил слов, кому-то сочинил биографию, походку или манеру говорить, кому-то достался танец (что за дивная пластика у его матроса из оперетты «Вольный ветер»!), у кого-то прорезался голос (недаром после «Истории лошади» мастер величал его «наш Карузо»). И со всеми щедро делится знанием человеческой натуры.

Его считают характерным актером, но в любой эпизод он вкладывает максимум энергии и смысла, которых хватило бы на большую драматическую роль. Впрочем, драматизма хватало и Родэ в «Трех сестрах», и Ромулу в спектакле «Я, бабушка, Илико и Илларион», и Добчинскому в «Ревизоре». Плакать публику заставляли его Расплюев в «Смерти Тарелкина» и Митрич во «Власти тьмы». Роли, казавшиеся эпизодическими, в исполнении Штиля превращались в полноценные образы.

Разве можно назвать маленькой роль конюха Васьки в «Истории лошади»? Вместе с Холстомером Евгения Лебедева, Князем Олега Басилашвили и Вязопурихой Валентины Ковель он составлял ядро знаменитого спектакля. Без этого героя нельзя было постичь то, что называется русской душой и русским характером, о которых сказано «умом Россию не понять». Столь же непостижимы английские типы, описанные Диккенсом в «Записках Пиквикского клуба». В спектакле Товстоногова, однако, каждый преображался в неповторимую фигуру. Слуга Джо, любитель подремать у камина и поглазеть на горничных, в трактовке Георгий Штиля - в белых чулках, элегантном бледно-зеленом жилете, с пышным жабо - был похож на балованного хозяйского кота, сохраняя при этом повадки джентльмена. Этого типа тоже нельзя понять, но можно прочувствовать - благодаря актеру, который не только «влез в его шкуру», но и эту шкуру смастерил.

Совершенно неожиданно раскрылся Георгий Штиль в спектаклях режиссера Григория Дитятковского - «Отец» по Стриндбергу (на камерной сцене) и «Федра» Расина (на большой). В «Федре» его Терамен, воспитатель Ипполита, задает тон всей трагедии. В его устах александрийский стих звучит, как звучал, наверное, со сцены «Комеди Франсез» - возвышенно, благородно, отточено и естественно. Пожалуй, в этой роли актер взял реванш за свой казавшийся невозможным дебют в роли Чацкого. Теперь мы бы рыдали над неразделенными чувствами героя Грибоедова и сострадали бы его одиночеству. Но... искусство, как и история, не знают сослагательного наклонения. Да и зачем возвращаться так далеко назад, когда актерская карьера столь блистательно удалась и продолжается?!

За годы работы в БДТ, в кино и на телевидении Георгий Штиль доказал, что амплуа - это пустые слова. И мысль мастера о том, что у шеренги талантов Большого драматического театра не должно быть конца, его судьба подтвердила самым наглядным образом - притом, что никогда он не был покорным, удобным и покладистым артистом.

Секрет своей исконно петербургской фамилии он не разглашал. А вот Г.А. Товстоногов немецкий язык знал прекрасно. Наверно, принял во внимание, что по-немецки слово Штиль имеет несколько толкований. Основное - корневое: стержень. Но и стиль тоже. В любом случае, Георгий Штиль не случайно стал и стержнем ансамбля БДТ (теперь уже имени Товстоногова), и приметой стиля главного петербургского театра.


Фото с официального сайта БДТ им. Г.А. Товстоногова


Фотогалерея