СУРГУТ. Вопрос товарища старшины

Выпуск №10-260/2023, В России

В Сургутском музыкально-драматическом театре состоялась премьера спектакля «А зори здесь тихие» по одноименной повести Б. Васильева. Ответственность обращения к военной тематике дополнялась особыми рисками. Спектакль большой формы стал режиссерским дебютом актера Мурата Шыхшабекова, выпускника Волгоградского государственного института искусств и культуры, режиссерских курсов при Школе Райкина. Образы героинь-зенитчиц воплотили на сцене актрисы разного опыта и школ - театр переживает «перезагрузку», активная часть труппы обновляется. В новой истории театра это первая драматическая постановка без участия столичных специалистов.

Благодаря легендарному фильму Станислава Ростоцкого сюжет повести известен многим. Рассказывает она о подвиге пятерых зенитчиц, неопытных бойцов, под началом старшины Васкова сумевших задержать 16 фашистских диверсантов. Рита, Лиза, Женя, Соня, Галя - пять разных характеров, разных судеб. Пять разных жизней, оборвавшихся столь рано...

Режиссер (он же автор инсценировки) читает повесть Васильева без победной риторики, без акцентов на пафосность. Прежде всего ему важны переживания девушек, призванных на войну, их чувства на пути к неминуемой гибели. На пути, где некоторые из них вынуждены убивать. Многое в этом прочтении направлено на то, чтобы зритель полюбил зенитчиц раньше, чем начнет прощаться с ними. Полюбить в спокойных обстоятельствах, изобилующих бытовыми деталями, простым человеческим общением. Все первое действие являет собой подробную иллюстрацию к тексту - зритель как будто подглядывает за вялотекущей жизнью «тихого фронта» с девичьими постирушками, невинным щебетанием, шутливым вальсированием, утренней зарядкой. На наших глазах преобразуется пустое пространство сцены. Взвод зенитчиц, прибывший в распоряжение Васкова (Аркадий Корниенко), придает уют месту дислокации растянутой веревкой для сушки белья, пирамидами ящиков со снарядами, а главное, обаянием женской хлопотливости и смеха, доверительного разговора. Здесь личные истории рассказываются в очереди к нужнику, а сам нужник становится предметом живейших беспокойств, здесь звучат шутки о вечном вопросе «ниже пояса» (например, о Васкове, который как мужик один на разъезд остался, «вроде как на племя»).

Эмоционально акцентирована сцена в бане. Она полна не только традиционным торжеством чувственности, где практически обнаженные, совершенные тела героинь напоминают о том, что созданы для любви и материнства. Выразителен метафорический пластический этюд в багровых тонах: на стыке конструктивистских механизированных танцев и экзерсисов в духе Пины Бауш героини переживают акт некоей агонии в чаду и пару бани (хореограф Кристина Кожина). Крепкая хореографическая подготовка актрис еще не раз позволит вести повествование пластически: это и сцена рубки леса, и «Цыганочка» - танец при знакомстве с Женей Комельковой (Дарья Дзюненко), в котором она позже, победительно отплясывая, гибнет.

После размеренного темпоритма первого действия события во втором уже спешат, накладываясь друг на друга. Этому способствует и функциональность сценографии (художник Кристина Данилина). Канаты, спущенные сверху - это и лес, и болотные березки, за которые отчаянно цепляется Лиза Бричкина (Александра Кехтер), и словно окрашивающаяся кровью пуповина жизни, связь с которой рвется в сцене гибели Гали Четвертак (Полина Кушова). Деревянные настилы, крепясь к канатам, словно диктуют актерскую пластику в мизансценах на болоте; отцепленные, используются для выстраивания пути диверсантов. Холодные тона сценографии, мшистый половик, имитирующий почву, природные фактуры декораций-валунов убедительно создают атмосферу карельского леса, грозящего опасностью.

Именно во втором действии от нас одна за другой уходят пять девушек. Если учитывать гибель диверсантов, то перед режиссером встает задача справляться с едва ли не шекспировским количеством смерти персонажей. Сцены гибели девушек решены в яркой театральной образности (смерть Сони Гурвич мы не видим, но мизансцена с выносом ее тела отсылает к «Пьете» Микеланджело). Исключение составляет разве что ясная, без аллегорий гибель Риты Осяниной (Юлия Дороженко-Уткина). Но именно этот эпизод особенно впечатляет. Зритель слышит выстрел. Одновременно какая-то сила словно отбрасывает Васкова. Следовательно, стреляли в него? Нет. Застрелилась Рита. Но образно (и это нашло выражение в пластике актера) - повержен, конечно, Васков, потерявший последнюю «сестру». Эта сцена оглушает и зрителя, ведь сцепка героев Васкова и Осяниной на протяжении действия была особенно крепка и до последнего хочется верить в удачливость мудрой и сильной Риты.

...Повесть, созданную более полувека назад, на сургутской сцене не осовременивали. Наоборот, насколько возможно, решалась задача освободить героев от психофизики сегодняшнего дня. Костюмы (художник по костюмам Татьяна Хаева), автоматы изготавливали по документальным образцам, детали быта искали по возможности подлинные. Вживую и в записи звучала музыка 1940-х: девчонки танцуют танго и фокстрот на довоенной танцплощадке, ладно выводят «Я ехала домой...». Ниточкой, связующей поколения, явилось современное музыкальное оформление отдельных сцен: проход диверсантов по лесу, блуждания зенитчиц по болоту и другие (автор музыки Дмитрий Кожин, саунд-продюсер Дмитрий Лычкатый).

Некоторые вопросы вызывает инсценировка в части распределения голоса автора между героями. Ну не может косноязычный Васков выдать на гибель Гурвич сентенцию о перерезанной «маленькой ниточке в бесконечной пряже человечества». Странно также, почему подробности из биографии и, что глубже, мироощущения Васкова артикулируют сержант Кирьянова, убедительный оппонент Васкова (короткая, но яркая роль Нины Лисовой), и Полина Егорова (образ вальяжной распутной поселянки привлекательно рисует Алина Жесткова).

Возможно, режиссер не ставил себе целью заявить крупные индивидуальные работы актрис. Да, мы быстро уясняем уникальность каждой девушки. Тем не менее, личные истории героинь коротки, неакцентированы и теряются в обилии массовых бытовых и походных сцен. Особенно заметно купирование сцены купания Комельковой в реке, когда она отвлекает немцев. А ведь на этот эпизод возлагаешь особые надежды: в нем, по повести, - вся Комелькова с ее безрассудностью и жертвенностью. И со страхом смерти.

Несколько удивляет и распределение ролей: возможно, режиссер, зная творческий диапазон актрис, надеялся расширить его. Таким образом роль «задыхающейся от застенчивости» Лизы Бричкиной предложили характерной актрисе Александре Кехтер. Презрели опасность давать роль еврейской девушки Гурвич Анне Махриной, чей конек - мелодрама и эксцентрика. Образ Комельковой остается недостижимым для многих актрис: за стремлением воплотить жизнерадостный характер и яркую сексуальность теряется внутренний конфликт, глубина переживаний героини - в этом ключе, кажется, и Дарье Дзюненко есть над чем работать. Впервые занятая в главной роли Полина Кушова органична в роли во всем неуверенной Гали Четвертак, но на фоне более техничных коллег несколько теряется. При этом ансамблевая сыгранность актеров в целом вопросов не вызывает.

Стержневым тандемом в действии выступают опытные актеры Аркадий Корниенко и Юлия Дороженко-Уткина. История и характер героини Юлии - Риты Осяниной - в большей степени представлены в развитии. Превращение мягкой, легкой, звонкоголосой девушки в принципиального, рассудительного, жесткого бойца оправдано историей личной потери (нелинейное повествование позволило режиссеру разбросать по действию сцены-флешбэки), закалено сценой зенитного обстрела, а затем сценой бани (истерика и очищение).

К исполнителю единственной главной мужской роли Аркадию Корниенко у зрителя особые требования. Ему не за кого спрятаться. Кажется, что актерская пластика, интонационный размах ограничены узкими рамками роли исполнительного и хмурого воина. Тем не менее, актер сумел остаться интересным для зрителей.

Мирное противостояние Васкова взводу зенитчиц вносит в действие комические нотки и в то же время увлекает социальным разнообразием военной поры, которая свела рядом «простых» и «ученых». Их внешняя непохожесть уже вызывает улыбку: пышущие здоровьем, певучие, пышнокудрые девицы - и низенький, поджарый, картавящий солдафон. На его слово у девушек всегда найдутся свои десять. На «что есть дисциплина?» - веревка с развешенными рейтузами. На грозный окрик - требования построить нужник. В его активе - Устав, инструкция по эксплуатации пулемета, устаревшие диалектизмы, едва сдерживаемый матерок, «хэндэхох» и «лягайт». У них - Блок, Даль, немецкий язык почти в совершенстве. Порой кажется, что девушки пытаются воспитывать Васкова, прививать ему манеры. Но и без девичьих стараний в этом необразованном вояке, уже раненом жизнью, похоронившем малолетнего ребенка, есть то, что позволит ему сказать: «Я ведь вам как брат родной». Есть достоинство, сочувствие, самоотреченность.

Выстрел в Васкова-Осянину и финальный монолог Васкова, когда он винится в том, что не сберег пять жизней, пять сестер своих, оглушает зрителей. «Пока война, понятно. А потом, когда мир будет? Будет понятно, почему вам умирать приходилось?» - дорасти до этого откровения Васкову помогла сродненность с девчонками, выполнявшими его приказ. И теперь молчание леса, где зори тихие, разрушено, здесь навсегда останутся звучать голоса пяти девушек. В лесу - и в душе товарища старшины.

Дебютная работа Мурата Шыхшабекова обнадеживает: у Сургутского театра появился еще один свой режиссер. Нужно определенное творческое бесстрашие, чтобы вступать на большую сцену с постановкой по военной прозе. Бесстрашие, чтобы рассчитывать приблизить повесть, написанную 50 лет назад о событиях 80-летней давности, к современному зрителю - без спецэффектов и манипуляций кинооптики, без психологического нажима на жалость или ностальгией в расчете на «советского» зрителя. Уже в самой выбранной интонации спектакля задано то беспроигрышное, что открыло зрителю разнообразие переживаний - улыбаться прибауткам и колкостям зенитчиц, со слезой провожать уходящих героинь. Сургутяне аплодируют спектаклю стоя. Зрители поверили подлинности доверительного, искреннего, где-то даже безыскусного повествования о том, как простые люди справляются с навалившейся бедой. Только «нам без злобы надо, а то остервенеем, как немцы».

Фото Даниэллы БЕРШАНСКОЙ

Фотогалерея