Семейное счастие / Мастерская Петра Фоменко

Выпуск №1-261/2023, Портрет театра

Три даты. Три даты. Три даты...

Официальная - 27 июля 1993. «Историческая» - сентябрь 1988. Семейная - ночь на Старый новый год 1998.

Феномен «Мастерской Петра Фоменко» - тайна, которая никогда не будет разгадана. Для театроведения это, наверное, плохо: если явление существует, оно должно быть осмыслено и классифицировано соответствующей научной дисциплиной. Но в том-то и дело, что даже если разобрать «метод Фоменко» на составные элементы, все равно не постигнешь принцип работы целостного «механизма» его спектаклей. Каждый из них - вещь в себе, эдакий черный ящик: понятно, что на входе и что на выходе, а о том, что происходит внутри можно строить предположения, более или менее далекие от истины.

А вот зрителю неразгаданность во благо. Ему-то, по большому счету, нет никакого дела до того, как именно работает двигатель внутреннего сгорания, движущий экипаж, в котором он на некоторое время может наяву покинуть пределы обыденности. Писал же в свое время Максимилиан Волошин, что «творить театр можно только в той сокровенной части души зрителей, где в детстве рождались игры и где теперь рождаются сны». Приходящие в «Мастерскую» просто знают (не спрашивайте, откуда), что топливом для этого двигателя служит любовь. Зрителя - к этому конкретному театру, и этого театра - к зрителю.

Так и хочется написать, что любовь и есть ключ к тайне Петра Наумовича Фоменко. Но что это на самом деле объясняет? Ведь и саму любовь ни на какие составляющие не разложишь. То, что разлагается на составляющие, уже не любовь, а... расчет. Чем, если не любовью, можно объяснить приход Фоменко в педагогику после стольких театральных злоключений, выпавших на его долю? Он ставил спектакли во многих театрах, одним даже руководил несколько лет, но везде ощущал себя странником, которому после более или менее продолжительного привала предстоит уйти в новую неизвестность.

Какой режиссер не мечтает о своем театре? Но скольким из осуществивших мечту удается то, ради чего его и стоит создавать - сказать граду и миру то, что кроме тебя никто не осмелится.

Свою вторую - актерско-режиссерскую - мастерскую в ГИТИСе Петр Наумович набирал против всех неписаных правил. Режиссеры - сплошь молодежь, хотя считается, что в эту профессию должны идти обладатели весомого жизненного опыта. Актеры, напротив, в большинстве своем люди с биографией, а не «чистые листы», прилетевшие со школьной скамьи (таких было всего три - Ксения и Полина Кутеповы и Мадлен Джабраилова). Галина Тюнина окончила театральное училище в Саратове, Юрий Степанов - в Иркутске. Карэн Бадалов имел диплом Московского института стали и сплавов, Рустэм Юскаев - психфака Саратовского университета. Тагир Рахимов успел поработать кочегаром, строителем и мотористом на рыболовном судне, а Андрей Казаков - акробатом в цирке.

Этот не по правилам набранный курс и жить начал так же. Первый спектакль они сыграли не на третьем курсе, как предписано, а на втором, когда полагается только этюдные отрывки показывать. С этюдов, собственно, все только началось. Предлагая в работу «Двенадцатую ночь», Евгений Каменькович исходил из наличия близняшек, которым по силам и Виола, и Себастьян. Студенты так увлеклись, что замахнулись на Шекспира в полном объеме. Педагоги, приглашенные Петром Наумовичем на курс - Евгений Каменькович, Сергей Женовач, Ольга Фирсова, Сусанна Серова - как и он обладали редким даром открывать в учениках свойства, о которых те и не догадывались. В итоге пришедшие на зачет наставники в совершенно изумленном состоянии просидели три часа, едва переводя дыхание. Учебной постановке судьба отвела 13 счастливых и долгих сценических лет, в течение которых все менялись ролями со всеми так, что озорная карнавальная стихия продолжала бушевать. Не с этого ли спектакля и началась та «Мастерская», которую мы сегодня знаем?

К выпуску творческий багаж курса оказался весьма внушительным: гоголевский «Владимир III степени» и «Шум и ярость» Фолкнера в постановке Сергея Женовача, «Приключение» Марины Цветаевой, воплощенное Иваном Поповски, «Волки и овцы» Островского, поставленные самим мастером. Этот спектакль Петра Наумовича - один из талисманов театра. Больше тридцати лет в репертуаре.

Галина Тюнина и Юрий Степанов начали работать над сценой соблазнения на втором курсе. Отрывок готовила студентка из Китая Ма Чжен Хун. «Китаянка, ставящая Островского... этюд на двоих... ничего особенного в этой работе не было, - вспоминала актриса. - Но в жизни вообще, и в творческой биографии особенно - очень важно, на мой взгляд, идти не за разумом, а довериться внутреннему, даже не голосу, а ощущению, намеку на ощущение...» Отрывок показали на летнем экзамене. Весь третий курс Ма Чжен Хун расширяла его границы. А в начале четвертого Петр Наумович вернул всех за стол. Чтобы оглянуться назад, прежде чем двигаться вперед. И движение это не прекращается по сей день.

Тот курс Петра Наумовича, как, впрочем, и два последующих, жил по принципу «здесь и сейчас». В своем очерке о них, молодых да ранних образца 1991 года, театровед и публицист Аркадий Островский с улыбкой писал: «Мало кто умеет получать удовольствие в сам момент удовольствия. На курсе Петра Наумовича Фоменко умеют. У фоменок есть редкий в наше время вкус к моменту текущему. Они живут "на сейчас", а не "на будущее", им нравится быть студентами, нравится играть студенческие спектакли. Они не спешат взрослеть раньше времени; получают удовольствие от процесса, а не от мысли о том, что это принесет. В английском языке есть хорошее выражение take your time. <...> Фоменки "берут свое время"».

Эта способность, похоже, вшита у них в генокод, унаследованный от Мастера. И каким-то непостижимым образом передается дальше тем, в чьей жизни Фоменко существует уже только на уровне легенды. Рискну предположить, что именно умение «брать свое время», существовать на каждом этапе своей непростой истории в соответствии с предлагаемыми жизнью обстоятельствами, не покоряясь им, но встраиваясь - так, чтобы достоинства не утратить, - и позволяет «Мастерской Петра Фоменко» жить после ухода Мастера так же полнокровно и радостно, пусть радость эта уже настояна на горьком опыте утрат. И не символично ли, что правопреемником Петра Наумовича стал именно Евгений Каменькович, поставивший на курсе «основателей» ту самую «Двенадцатую ночь»?

До сих пор театроведы считают рождение «Мастерской» чудом, не подлежащим логическому объяснению. При том, что едва ли найдется театральный курс, которому не грустно разбегаться по окончании института. Энергия со-творчества и со-бытия еще кипит, удачи дипломных спектаклей кружат голову. Задумываются какие-то проекты, которые якобы не дадут сыгранной/спаянной кристаллической решетке распасться на отдельные атомы, а то и вовсе на элементарные частицы. Но проходит совсем немного времени, и центробежная сила последипломной жизни оказывается куда мощнее центростремительной додипломной, когда разница в группах крови отдельных студентов была не так заметна. Фоменковский театр возник тоже не по правилам. То, что на этом курсе за пять лет сложился театр - было ясно всем: педагогам, критикам, зрителям и даже чиновникам от культуры. Да, судьбоносности приказа от 27 июля 1993 года никто не отрицает, но не он стал залогом их беспримерного и беспримесного «семейного счастия».

Так называется еще один знаковый спектакль «Мастерской». В 1971 году Фоменко поставил на телевидении спектакль по трилогии «Детство. Отрочество. Юность» Льва Толстого с блистательными Маргаритой Тереховой, Михаилом Козаковым, Александром Калягиным, Эдой Урусовой и другими. Каждый человек на земле мечтает о счастье. Мало кому удается его найти, еще меньше тех, кто сумел бы его сохранить. Фоменко поставил спектакль о том, куда и почему оно уходит. И почти через три десятка лет вернулся к этому вопросу из разряда вечных. Перешел дорогу самому себе - прервал работу над «Войной и миром», длившуюся к тому времени уже не первый год. Машу в «Семейном счастии» до сих пор играет Ксения Кутепова, Сергея Тарамаева сменил Алексей Колубков. А спектакль, освобожденный от императивных поучений Толстого, остается хрестоматией семейных несчастий, проштудировать которую полезно всякому.

Пылинка звездного вещества несет в себе закодированную информацию о всей Вселенной. «Семейное счастие» - суть фоменковского «метода». В статье, посвященной этой постановке, Инна Соловьева писала: «Есть редко употребляемое в рецензиях слово - "просветление". ...В спектаклях Фоменко вообще всего занимательнее наложение артистических задач и техник, их сотканность, их просвечивание друг сквозь друга, сквозь тончайшие слои (готовность, даже тяга этого режиссера заглянуть по ту сторону подталкивает этюдные фантазии на темы "по сю", одно за другим то и дело просквозит). Так вот, в связи с "Семейным счастьем" в Мастерской слово "просветление" хочется вспомнить в основном и в самом простом его значении. На душе светлеет».

Фоменки являют собой уникальный пример функционирования (уж простите за техницизм) общей кровеносной системы, пронизывающей всех, что называется, от вахтера до директора - когда-то запущенной пламенным мотором самого Мастера. Вечный двигатель? Возможно... Ученики были для Петра Наумовича «поздними детьми» - желанными и долгожданными, отчаянным упованием достучаться, докричаться, продлиться. У него получилось. Не в этом ли счастье? Он-то ведь точно знал, что каждый счастливый театр счастлив по-своему...

Фотогалерея