Человек эпохи Возрождения / Юрий Купер (Москва)

Выпуск №6-266/2024, Гость редакции

Человек эпохи Возрождения / Юрий Купер (Москва)

Юрий Леонидович Купер - художник, график, скульптор, ювелир, архитектор и драматург, словно один из мастеров эпохи Возрождения, талантлив во всем, чем занимается. Среди его работ в последний год архитектурный проект реконструкции дома Пороховщикова для Детской киноакадемии Никиты Михалкова, реставрация здания Центра театра и кино на Поварской, проект станции метро «ЗиЛ» и Музея Корана в Чечне. Важное место в творчестве Юрия Леонидовича занимает работа в театре. Он создавал сценографию спектакля «Медная бабушка» для Олега Ефремова, дружил с Олегом Табаковым, более тридцати лет сотрудничает с Никитой Михалковым. Он - главный художник Центра театра и кино Никиты Михалкова, автор сценографии к спектаклю Михалкова «12» и впереди у них новые интересные проекты.

- Мое знакомство с вами как с театральным художником началось со спектакля по вашей пьесе «Двенадцать картин из жизни художника» во МХАТ. Это у вас первая пьеса?

- Первая и единственная. Написал ее даже раньше, чем книгу.

- Как возник ее замысел?

- Еще до отъезда из СССР я работал преподавателем Заочного народного университета искусств имени Крупской и иногда ездил на очные консультации куда-нибудь в глухомань. В одной из поездок я вечером случайно забрел в сельский буфет. Было уже поздно, там сидела только пара алкашей. Одного звали Федор, он был водителем, и мы договорились, что завтра утром он отвезет меня на вокзал. Я немного выпил, и вскоре буфетчица Клавдия стала всех выгонять: буфет закрывался. По дороге в сельскую гостиницу я наткнулся на кирпичные развалины какого-то недостроенного здания и увидел поржавевший кусок железа. Из-за покрывшей его ржавчины он выглядел как потрясающая современная живопись, его окружала пожухлая трава. У меня всегда была тяга к таким истертым, покрытым ржавчиной старым предметам, и я был настолько поражен красотой этого куска железа, что решил увезти его с собой в Москву. Начал поднимать, и услышал женский окрик: «Положи на место, или стрелять буду!» Это была ночная сторожиха. Я положил железо на место. Сторожем оказалась молодая девушка, и мы разговорились. Она была дочерью водителя Федора, а Клавдия была его любовницей. У сторожихи был ключ от буфета, она его открыла, и мы проговорили там почти всю ночь. Она мне так понравилась, что я даже хотел, чтобы она переехала в Москву. Но она ушла, закрыла дверь, и я остался один. Утром пришел Федор и, не спросив, почему я тут ночевал, повез меня на вокзал. На прощанье он сказал: «Не уезжай! Я тебя с дочкой познакомлю!» Но я сел в поезд и с тех пор больше не видел эту девушку и ничего о ней не слышал. Это то, что было на самом деле. Но я часто думал об этой истории и вдруг решил написать пьесу. Никогда раньше их не писал, не знал, как это делается, поэтому одновременно писал и учился писать. Клавдия, Федор и сторожиха стали ее героями. Но нужен был какой-то драматический ход. И я придумал, что у сторожихи после ночи с героем родилась дочь. Он, ничего об этом не зная, давно живет в Париже и каждый вечер ходит в кафе Палетт (кафе существует на самом деле, я даже написал о нем песню). Хозяйка этого кафе в пьесе француженка Эвелин, туда ходит водитель Мишель. И там вдруг появляется новая официантка. Русская. Главный герой разговорился с ней, и узнал, что ее мать умерла, отец живет в Париже, а она специально приехала сюда познакомиться с ним. И официантка рассказывает ему историю своей матери.

Но самое интересное произошло потом. Я закончил пьесу, мне хотелось, чтобы ее поставили, но я не знал, к кому обратиться. Позвонил Олегу Табакову. Мы с ним подружились в 70-х, когда я делал интерьер и костюмы для спектакля «Тоот, другие и майор» И. Эркеня, который поставили в «Современнике» кинорежиссеры Алов и Наумов. Очень умные, интеллигентные люди, особенно Алов. Жаль, что макет декораций этого спектакля не сохранился. Табаков играл в нем главную роль - Майора. После моего отъезда во Францию мы периодически виделись. Когда Олег приезжал в Париж, я водил его в рестораны, мы бродили по улицам, разговаривали. Я позвонил ему, спросил, можно ли подъехать в театр, и принес пьесу. Табаков сказал: «Ты что, обалдел? Пьесу вдруг написал». Театр уезжал в Хельсинки на гастроли, Олег обещал, что прочитает ее там и позвонит мне. Через какое-то время раздался звонок. Табаков пригласил меня в театр и говорит: «Не могу назвать твою пьесу шедевром драматургии, но, как ни странно, она мне понравилась. Нужно найти режиссера, которому бы она тоже понравилась, и тогда будем разговаривать». Недели через две нашли режиссера - это был Владимир Петров, с которым мы потом поставили несколько опер, я сделал декорации для его спектакля «Река Потудань» по Андрею Платонову в Воронеже. «Двенадцать картин» - наша первая совместная работа. Я был художником этого спектакля. Помню, как Табаков на просмотре макета декораций сказал только: «Дорого».

- Вы как автор пьесы, влияли на работу режиссера?

- Нет. Только сказал Петрову: «Володя, я не хочу вмешиваться в режиссуру, у меня единственная просьба: хорошо бы, чтобы и мать, и дочь играла одна актриса. Тогда в этом есть какой-то смысл». Он, к сожалению, этого не сделал. Ночного сторожа играла Светлана Колпакова, а девушку в кафе Дарья Мороз. Главного героя по приглашению Табакова сыграл Сергей Шакуров. Он шутил: «Юра, ты написал замечательную пьесу. Она кончается в половине десятого, я еще могу в Дом литераторов успеть». А как-то на репетиции говорит: «У тебя там такие сложные рассуждения про живопись, я этого не запомню. Можно я все скажу своими словами?»

- Вам нравился этот спектакль?

- Не очень. Характерные сцены в буфете были еще ничего. А вот лирические...

- Когда выпускали этот спектакль, вы еще жили во Франции, периодически приезжая я Россию. Вы много работали там в театре?

- Не могу сказать, что много. В основном, делал спектакли с режиссером Марселем Марешалем, мы познакомились благодаря моей подруге Неле Бельской. Вспоминаю наш спектакль по мотивам романа Евгении Гинзбург «Крутой маршрут», инсценировку которого сочинили Джон Бержер и Бельская. Сама по себе декорация - барак, в котором жили женщины-заключенные, выглядела довольно просто. Но Марешаль пригласил художника по свету месье Алькана, знаменитость мировой величины, и благодаря его свету декорации выглядели фантастически прекрасно. Никогда не думал, что работа художника по свету может настолько все изменить.

В 1988 Никита Михалков предложил мне сделать спектакль «Неоконченная пьеса для механического пианино» в Театре Арджентина в Риме. Главного героя, которого в фильме играл Александр Калягин, в спектакле сыграл Марчелло Мастроянни. На огромной сцене театра мы построили декорацию в три этажа с голубятней сверху, где ворковали настоящие голуби. В оркестровую яму налили воды, герой Мастроянни ловил там рыбу. Декорация фасада дома генеральши с верандой в финале раздвигалась, и зрители видели бесконечный парк, раннее утро и мальчика, выбежавшего на улицу в ночной рубашке... Это вызывало бурю оваций.

- Как играл Мастроянни? Какие остались впечатления от общения с ним?

- Марчелло был невероятно талантлив. Помню, на репетиции финальной сцены Никита ему объясняет: «Марчелло, пойми, ты испугался бежать с этой бабой. Ты ждешь ее, чтобы сказать, что убежать не можешь. И напился для храбрости». Мастроянни спрашивает: «Насколько я пьян - сильно или немного?» Никита отвечает: «Вдупель». Мастроянни тут же перестегивает пуговицы на пиджаке, который теперь застегнут криво, и моментально входит в нужное состояние... Мастроянни был феноменальным рассказчиком. В его жизни случилось немало любовных историй, но в его рассказах женщина всегда была на высоте, а Марчелло абсолютно не выглядел героем и брал на себя все грехи. Меня это очень подкупало.

- Не так давно в Центре оперного пения Галины Вишневской состоялась премьера оперы «Евгений Онегин» с вашими декорациями. Чем вам интересна эта работа?

- Я давно дружу с Олей Ростропович, и когда она мне рассказала, что в Центре Вишневской собираются поставить «Евгения Онегина» и попросила сделать декорации, я ответил: «Декорации у тебя уже есть». Просто не мог ей отказать. Показал свои эскизы, и они ей понравились. На сцене только видеопроекции. В пространстве Центра Вишневской реалистические декорации и девушки в ярких сарафанах выглядели бы претенциозно и глупо. На мой взгляд, «Евгений Онегин» Пушкина абсолютно не бытовая история, музыка Чайковского, по-моему, тоже не имеет отношения к реальной жизни людей XIX столетия. Это история вне времени.

- У вас были другие театральные работы, связанные с Пушкиным или его произведениями?

- Еще до отъезда из России я должен был делать «Медную бабушку» с Олегом Ефремовым во МХАТе. Ефремов был от меня просто в восторге. Он приглашал на репетиции, приводил ко мне в мастерскую актеров. Хотел меня отправить в Прагу изучать искусство установки света. Но я уже решил эмигрировать.

- Как вы познакомились?

- Я дружил с Мишей Козаковым и его женой Региной, поклонницей моего творчества. Козаков, пришедший вместе с Ефремовым из «Современника», был режиссером-стажером этой постановки. Видимо, он или Регина посоветовала Ефремову меня пригласить и познакомили нас. Помню, что придумывали какие-то интерьеры, беседку, напоминающую Пушкинские горы. Все в коричневато-серых тонах.

- Меня всегда удивляло, как люди в то время успевали и работать, и встречаться, выпивать и вести бесконечные ночные разговоры?

- Когда надо было срочно сдавать какую-то работу, я мог на целый день запереться в мастерской, чтобы ее закончить. Довольно быстро все придумывал. Работал и в издательстве «Советский писатель», и в журнале «Химия и жизнь» - это был мой основной заработок. Иллюстрировал там повести Моруа и научную фантастику.

- Вы быстро создаете эскизы декораций? Как возникают их идеи?

- Эскизы придумываю довольно быстро. Обязательно смотрю репетиции спектакля. Недавно был на репетиции Никиты Михалкова, он ставит спектакль по одному из прозаических произведений Бертольта Брехта. По какому, пока не скажу. Этим спектаклем должно открыться реконструированное здание его театра на Поварской. На сцене будут видеопроекции и настоящие декорации: разрушенный Берлин, разрушенный Рейхстаг или Бранденбургские ворота и живописная помойка из разрушенных архитектурных элементов и больших мусорных ящиков. Все пространство будет завалено мусором. Михалкову мои эскизы очень понравились, но он спросил: «А откуда будут выходить актеры?» И сам ответил: «Если это помойка, может быть, они будут вылезать из мусорного ящика?» Я ответил - запросто.

- Вы много путешествовали, видели немало театральных зданий. Вам больше нравятся старинные театры или современные?

- Мне нравятся разные театры: Гранд опера в Париже, старое здание Мариинского театра, старинные театры XVIII века в Италии, миланский театр Ла Скала. Я делал проект реставрации Воронежского оперного театра, который, к сожалению, так и не осуществлен. Вы видели занавес с пером на главной сцене Мариинки-2? Это тоже моя работа.

- Видела. Но не знала, что его сделали вы.

- В том-то и дело, что большинство зрителей об этом не знает. Для него было сделано довольно много эскизов, попечительская комиссия в составе тогдашнего министра культуры Александра Авдеева, Алексея Кудрина, Германа Грефа и Валерия Гергиева утвердила самый питерский по настроению - на нем вода и перо. Потом в мастерских Мариинского театра мы с помощниками разложили на полу холст, тюли и все, что нужно, и я расписывал занавес вручную. Недавно ездил подписывать с руководством Мариинки новый контракт. Они хотели, чтобы я отказался от авторства, поскольку прошло уже 10 лет с тех пор, как занавес сделан, и по закону можно потребовать с них денег за его эксплуатацию. Ничего я, конечно, требовать не буду, даже не знал об этом, но от авторства не откажусь. По новому контракту они обязаны указывать мое авторство в программках, а я обязуюсь ничего с них не требовать.

- Какие у вас будут выставки в ближайшее время? Для каких спектаклей делаете декорации?

- Состоится большая выставка в Казанском кремле. На ней будет представлено много моих работ: картины, макеты декораций, архитектурные проекты, в том числе проект Музея Корана, который мне заказали в Чечне, мебель. Кроме декораций спектакля Михалкова по Брехту делаю декорации для Владимира Панкова, который будет ставить в театре Михалкова «Ревизора» Гоголя. Спектакль Михалкова «12» пригласили на гастроли, но сценическое пространство там меньше и декорации фактически придется делать заново. 

Фотогалерея