Андрей Гальченко. Не дать проснуться своему "оборотню" (Москва)

Выпуск №7-267/2024, Гость редакции

Андрей Гальченко - молодой артист Российского академического Молодежного театра. В 2019 году окончил ГИТИС (мастерская Б.А. Морозова). В актерском багаже уже две больших роли - Левши в спектакле «Блоха» по пьесе Евгения Замятина в постановке Александра Пономарева и оперуполномоченного Гоши Котова, робкого полицейского, укушенного зараженной собакой и ставшего бесстрашным оборотнем в сериале Продюсерской компании «Среда» «Разрешите обратиться» (2023). Наш разговор мы начали с классики.

- Андрей, у меня к вам вопрос как к исполнителю главной роли Левши в спектакле «Блоха». Современному человеку очень тяжело понять: почему Левша не остался в Англии, не стал учиться инженерному мастерству, ведь его так соблазняли. Можно сослаться на научное медицинское объяснение, что молодой человек, родившийся при крепостном праве, не мог перестроиться, как дети Маугли, например. Если ребенка до определенного возраста девяти-десяти лет не социализировать и не научить говорить, он навсегда так и останется дикарем. Но думал ли об этом Лесков, когда писал рассказ? Он у него получился совсем непростой по отношению к русским мастерам и к России в целом.

- Об этом думал Замятин. Разница между Лесковым и Замятиным в том, что последний поменял местами Лондон и Петербург. У Лескова Левша едет сначала к царю, а потом в Англию, у Замятина сразу в Лондон, а потом возвращается домой. И у Лескова нет никакой Машки, нет никакой «конкретной» мотивации. Великолепный стилист Замятин, сохранив слог Лескова, сохранив тему, усилил в пьесе очень важное обстоятельство - Машку. В Лондон герой едет не как в рабочую командировку, Лондон - это испытание, которое герой проходит на пути к мечте.

Когда я получил пьесу в руки, я долго ломал голову: почему Левша до последнего не говорит про подкову, ведь до самого конца не говорит - пока не понял очень изящную линию, которая оправдывает всё. Только дойдя до царя, Левша может получить свою Машку в жены. В финале же он что просит? «Червонцев на сто рублей, да серебра на тридцать, да бумажками пуд и три четверти». Он не разбирается в деньгах, не от мира сего, он сирота, гений и ему нужно было дойти до «бога», чтобы попросить о той, кого он любит, потому что он, как человек из другого сословия, не может быть с ней. Поэтому он пытается вернуться домой из Лондона, как бы ему там ни нравилось, как бы ему там не было интересно и как бы его не соблазняли остаться. В пьесе, в спектакле, идет сцена абсолютного вранья, - я же вру про всё, про Николу на Капельках, да на Кочерыжках, - я же не был в Москве, я родился в Туле и никогда за ее пределы не выезжал, про то, что живы родители, про то, что у сироты есть какая то бабушка, у которой поясницу ломит - я придумываю эти аргументы на ходу, лишь бы не поддаться англичанам и довести свой «план» до конца, а план очень прост - попросить царя о той, с кем мне быть «строго не разрешается».

- То есть здесь идет исключительно личная тема? Не состояться самому как мастеру, а всего лишь жениться?

- Вот! У меня всё время были эти две темы параллельно, и я долго мучился - какая из них главнее? Пока я их в разборе не объединил. У него нет родителей. Единственное, что есть в его жизни - это дело и любимая женщина. Он не такой как все. Русская душа? Но почему русские его и прибили - у Лескова? Он чужой везде. Я уверен, что его и переучивали, и били, чтобы он стал правшой, а он - левша! И вдруг он безумно полюбил. А быть левшой в мире «правшей» - это же комплекс. И англичан этот вопрос интересует: «А ты левша, никак?» Я зацепился за то, что Левша у Замятина отвечает через многоточие, как бы стесняясь этого, и я стараюсь вычленить этот момент. Левша уверен, что над ним сейчас будут смеяться, потому что это больная тема - я левша, я не такой, как все, я косорукий. Поэтому дойти до царя со своей работой - доказать всем: какой я, что я лучший. Амбиция, да.

И здесь мастерство режиссера Пономарева - момент нашей с Машкой встречи решен через ритмический танец - топот. Подковы ведь надевают «для топоту». Какой танец будет танцевать блоха, когда она будет подкована? Получается, что он воплотил Машку в блохе. Он вложил в нее часть своей души.

- Но работа же получилась всё равно с браком... Блоха не танцует - слишком тяжелые подковы. Не хватило инженерного образования.

- Да, но если бы мастерам дали хоть чуть-чуть времени, чтобы проверить, как она танцует, они бы переделали и добились бы идеального результата. Но их так торопили - взорвали дом и снесли крышу - у них не было физической возможности всё доделать до конца. По сути, сделали бесполезную штуку. Но это не потому, что Левша не хотел знать арифметику, они же в любом случае сделали эти подковы, но из-за колоссального давления и дуболомного подхода извне, с абсолютным невниманием к мелким деталям и нюансам. Именно из-за этого они потерпели крах.

- В спектакле есть макеты генералов. В некоторых сценах мне казалось, что они лишние, но потом я оправдала это для себя тем, что они должны всегда незримо присутствовать и наблюдать за своей челядью.

- Там есть мизансцена - всегда очень рад, когда она чисто получается: Платов вызывает меня на «допрос», я смотрю по сторонам - тут страшно, здесь тоже, приседаю, издалека вижу этих генералов... и там тоже страшно! И сразу пересаживаюсь на другое место.

- Опять же, именно «генералы» и лица ответственные не доносят до царя слова Левши, что не надо ружья чистить кирпичом. Они не слушают никого - им же виднее...

- У Лескова, кстати, это главная причина возвращения в Россию. У Замятина немножко другой акцент и ружья лишь довершают историю. Он хочет вернуться, дойти до царя и всё ему рассказать. Разве он хочет вернуться в Россию, чтобы обнять березку? Нет. Он хочет к любимой женщине и любимому делу, туда, где его призвание. Это его место. Как в «Легенде о пианисте» - не сходить со своего корабля и на этом отрезке быть счастливым - быть там, где твое призвание. Важно на этой земле найти «свой корабль».

- А может «невыход из зоны комфорта», говоря современным языком - это элементарное бездействие и мягкость характера, что так свойственны русскому народу? И как итог, в глобальном плане, если по-лесковски, до сих пор «затягиваемся» «ременным поясом как можно туже, чтобы кишки не тряслись» по нашим дорогам?

- Я очень хочу верить, что Левша не просто так возвращается - он хочет служить, быть нужным там, где он родился, где рос, и сделать мир лучше. Мы все хотим, чтобы наш дом был лучше, и дороги, по которым мы едем, были лучше. А кто будет делать эти дороги? Левша. Такие же, как он.

- Рассказ Лескова написан в 1881 году, и с тех пор мало что изменилось. Мы пытаемся делать лучше, пытаемся «подковать блоху» и «делать гвоздики», а немного перефразируя известный анекдот, получается исключительно автомобиль «Нива».

- Наверное... «для самурая важен путь»... (Смеется.)

- Может это только наша национальная черта?

- Не думаю. Если мы почитаем западную драматургию, у них тоже мало что меняется. Есть генетический код и человеческий фактор. Причем, генетический код есть у всего - у страны, у театров...

- Но, театр - это такое явление, где генетический код зависит полностью от того, кто этим театром руководит. Если этот человек уходит из театра - снимают ли с должности, либо он умирает - код меняется. Приходят другие люди с другими идеями.

- Хочется верить, что не всегда.

- В одном из интервью вы сказали, что никогда не переживали, что какая-то роль пройдет мимо, что обязательно достанется то, что было нужно, что не актер выбирает роль, а она актера, и если роль выбрала себе другого проводника, значит она не ваша. Это ли не бездействие?

- Есть периоды, когда нахожусь в режиме ожидания, но в это время всё равно что-то делаю. Например, благотворительный спектакль для детей с особенностями развития, занимаюсь инсценировками. Конечно, самое страшное - это периоды простоя, я их боюсь и не хочу их. Поэтому и начал в кино сниматься. В какой-то момент понял, что в театре сейчас нет какой-то острой необходимости во мне. Ну, или здравствуйте роли детей. Интересно ли мне это было? Нет.

- С вашим шикарным низким голосом, совершенно не соответствующим внешности, это бы не грозило...

- Но, чтобы не потерять профессию в периоды ожидания, я начал действовать - вышел за пределы театра и начал работать, где работается. Кино не сразу пришло. Я начал пробовать то там, то там. Вести мероприятия? - Хорошо! Готовить презентации книг? - Хорошо! Благотворительный спектакль? - Хорошо! То есть, работать вне театра. Есть работа - работай.

- Из-за вашей молодости вы можете браться за любую работу в кино, а есть ли какие-то критерии? Нравственные, например? Может быть, то, от чего откажетесь категорически?

- Когда я получил сценарий многосерийного фильма «Разрешите обратиться», я сразу понял, что это хороший шанс, что это потрясающая Продюсерская компания «Среда». Но мы с режиссером Ильей Ермоловым сразу поняли, что на тот момент материал был еще сыроват. Не было полного понимания: что снимаем. И постепенно мы начали рождать этого Гошу, главного героя. Он должен был постоянно меняться и не становиться просто супергероем, человеком-собакой, было интересно понять, как этот оборотень влияет на личность, на человека. Когда мы сделали пробы грима, я понял, что это не добрый пёсель, а это тварь, которая сидит внутри. Когда я вставил клыки, родилась особая улыбка, и я понял, что это тьма. Я переписывал все варианты сценария от руки - всё, что говорят о моем герое. И задумался: а что, если я должен стать мерзавцем? Что если я получу возможность отплатить людям, которые меня таким сделали? Они сделали из меня чудовище! Если я получу силу, не снесет ли мне башку от власти?

- Но он становится чудовищем по отношению и к близким людям.

- Что в нем базовое? Любовь! Он был влюблен в девушку Лену, но что бы он для нее ни делал, она его отвергала, и в результате в нем и проявилось это звериное - хочешь, я буду таким? Хочешь, другим? Что я должен еще сделать? Просыпается зверь. Рядом есть и другая женщина - удобная. В какой-то момент их с Варей сблизило то, что они оба потеряли отца - беда одна. И эта плотская история лишь о том, чтобы хоть как-то бежать от одиночества. Ему холодно и страшно, а она его любит. Но это же ненадолго... Когда мы кого-то не любим, со временем мы становимся мерзавцами. Мы долго искали жанр, и поэтому часть истории еще и провокационная.

- Для главных сервисов для просмотра кино снимаются известные и популярные актеры с большим, так скажем, «сериальным» опытом. Как в «Разрешите обратиться», например - Ян Цапник, Ростислав Бершауэр, Елена Валюшкина. Страшно было с ними работать молодому человеку с очень маленьким опытом съемок в кино?

- Честно? Страшно было всё, но намного страшнее было придумывать эту роль. Провести эту линию со всеми изменениями. Помните, как в «Пиковой даме»: «Две неподвижные идеи не могут вместе существовать в нравственной природе». Поэтому страх перед партнерами отошел на второй план.

- Хотелось бы узнать: важно ли для вас самому доходить до каких-то профессиональных секретов и навыков или проще перенимать опыт у старшего поколения? Сейчас стала проявляться спорная тенденция у взрослых и даже возрастных творческих людей - «задрав штаны, бежать за комсомолом», окружать себя молодежью и подстраиваться под них. А вам, молодежи, нужно, чтобы под вас подстраивались? Или всё же по классике - младшие перенимают опыт у старших?

- Есть люди, которые делают это очень хорошо, и те, кто очень плохо. Я не работал напрямую с Алексеем Владимировичем Бородиным, но всегда поражался тому, как он сохранил свой мозг в таком тонусе, что он не устарел. Это поразительно!

- Да! И на всём, что он делает, стоит «знак качества».

- Он не боится обнуляться, каждую работу начинать с нуля. Это всегда честная работа.

Этот навык нужен и мне, как артисту. У меня после «Разрешите обратиться» был колоссальный страх, который только недавно начал чуть-чуть проходить. Я не хочу повторяться, я хочу быть везде разным. Например, в фильме со всеми стадиями «обращения» - пять меня, в «Блохе», надеюсь, Левша не похож ни на одну из ипостасей из сериала. Необходимо обнуляться и идти от персонажа.

- Ну да, самая большая претензия зрителей сейчас, что актер везде одинаковый. Как уйти от этого? У советских актеров такого не наблюдалось.

- Не у всех. Например, Олег Иванович Янковский, которого я безмерно люблю и уважаю, не такой разноликий в ролях, но при этом настолько хорошо владеет понятием «тема», что он их исследует разные. Одна из самых великих его ролей, даже в рамках мирового кинематографа, в фильме «Любовник». Одни глаза там чего стоят. Поэтому меняться можно по-разному. Сейчас выйдет проект «Дино» для Good story media, надеюсь, что там я совсем другой. Для этой роли я даже немного располнел, чтобы больше мне никто не говорил, что я похож на Майкла Джея Фокса. Актерская профессия - это всегда забег на длинную дистанцию, как говорил мой педагог Владислав Александрович Долгоруков. Одной внешности здесь мало. Очень важен человеческий опыт, когда проходишь через боль потерь, через боль отчаяния, через соблазны - такой опыт должен пройти любой молодой человек. Другие глаза становятся. Личность внутри вылупляется. И очень многое зависит от материала.

- Многие замечательные театральные артисты не «выстреливают» в кино. И наоборот. Это материал плохой?

- Часто да. Здесь важно не где, а что. Кино и театр разные языки, - для меня кино дает тонкость, а театр разноплановость. Я знаю истории, когда «киношный» артист приходит в театр, и ничего не получается.

- Или артист на сцене средний, а педагог из него получается один из лучших. Это как в розовской пьесе «В добрый час!». Каждый должен найти свою «точку» в жизни.

- Да! И мы снова возвращаемся к «кораблю». Это зона комфорта? Нет. Это момент твоего предназначения.

- Андрей, вы такой весь положительный, воспитанный, образованный, невероятно галантный молодой человек, наверняка еще и добрый. А бывают ли моменты, когда хочется рвануть, стать неким «оборотнем» и разнести всё и всех вокруг?

- Скажем так: базовая настройка - очень не люблю делать зло, не люблю быть сволочью, но иногда так складываются обстоятельства и так ведут себя люди, таким цинизмом пропитан воздух, что да, действительно, это в тебе просыпается, и я становлюсь жестким и резким. Есть некоторые профессиональные вещи, которые я не терплю, и когда кто-то переходит эту грань, не умею скрывать. И это может показаться высокомерным. К примеру, всегда вижу, когда артист не знает текста, вспоминает его прямо на сцене, и из-за этого страдает спектакль, его темпоритм, острота и качество - могу убить. Когда вижу внутренние интриги, внутреннее зло и «людоедство», могу быть очень резким.

- Потом совесть не мучает?

- Нет. Здесь нет. Она может мучить лишь в одном варианте. У каждого артиста есть одна ахиллесова пята - эго. Я стараюсь себя бить по рукам, и не ввязываться в конфликт, когда мое эго задевают, потому что это неправильно. Я понимаю, что это от обиды. У меня есть профессия для того, чтобы быть злым, сволочью, эгоцентристом, насильником. В «Разрешите обратиться» та же тема: стадия героя в финале - это то, во что можно превратиться, если гордыня и эго возьмут верх. Моя любимая сказка в детстве - «Тень» Андерсена, и эту тему я пытаюсь искать везде. К примеру, играя Левшу, мечтаю когда-нибудь сыграть Жана-Батиста Гренуя в «Парфюмере». Зерно одно. Сыграв Моцарта в институте и получив первый институтский успех в отрывке из «Амадеуса», следующее, что я сделал - это роль Сальери. Мне важно было доказать, что у них зерно одно. Один тень другого. Оба воспитаны в провинциальных городках, оба до безумия любящие музыку и через музыку общающиеся с Богом, и у обоих были причины завидовать друг другу. Но к какому разному итогу они пришли, как по разному искалечились. Поэтому, есть ли соблазн? Да. Борюсь ли я с ним? Да.

- Какие способы борьбы?

- Несколько дней назад был один рабочий момент, который возмутил. Я вышел из здания, а рядом был храм. Просто зашел в него. Я не архи какой религиозный человек, но тогда был порыв, и вариантов было немного - либо напиться до безобразия, либо: «Пятачок, у тебя есть дома ружье?», либо зайти в храм... Мне предстоит играть невероятно светлого персонажа. Как выходить на сцену и играть такого человека, когда в жизни ты дал своему «оборотню» возможность тебя захватить? Оставаться хорошим человеком во все времена сложно, и злость есть в каждом, но вопрос в том, даешь ли ты ей в себе просыпаться.

Фото из личного архива А. Гальченко

Фотогалерея