Солнечный актер / Евгений Виноградов (Саратов)
Выпуск №7-267/2024, Книжная полка
«Настанет весна - и меня больше нет». Книга о Евгении Виноградове. Издательство «Софит», Саратов, 2023
В Саратове в издательстве «Софит» вышла очередная книга о театральном актере. На этот раз о Евгении Виноградове. Ее презентация прошла в Саратовском театре драмы имени И.А. Слонова. Составитель и редактор - завлит театра Ольга Харитонова. Новое издание продолжает серию о замечательных артистах драмы. После книг о народных артистах СССР Олеге Янковском, Валентине Ермаковой, народном артисте России Александре Галко выходили воспоминания о любимой актрисе Александра Дзекуна Ирине Петровой. Теперь пришел черед Виноградова, который тоже не имел официальных званий.
«С его появлением в театр вошла радость», - так начинается книга. Евгений Виноградов в 1984 году окончил Саратовское театральное училище имени И.А. Слонова и сразу попал в труппу академдрамы. Он был блистательным артистом, но любили Евгения не только за талант. Его называли солнечным человеком, он входил - и улыбались все. Большой, могучего сложения, красивый истинной мужской красотой, актер был полон добродушия и какого-то очень светлого юмора.
«Женя как артист завоевал Саратов сразу, - вспоминает многолетний директор Саратовской драмы Александр Стульнев. - Он изливал такую мощную и положительную энергию со сцены, что не смотреть на него было нельзя. Конечно, Виноградову нужно было ехать куда-то в столицы».
«История Жени - это взрослая история. Театр - дело жесткое, порой даже смертельно опасное. Женя взошел на сцену, как никто. Успех, который имела «Зойкина квартира», не имел никто. Вчерашний студент моментально стал звездой, благодаря абсолютному попаданию в Булгаковский мир», - рассказывала на презентации Ольга Харитонова.
Ее знакомство с Виноградовым началось еще раньше: «Помню, как увидела его впервые - в училищной аудитории на предпоказе вампиловского «Прощания в июне», где Женя играл студента-бунтаря Колесова... Никогда больше не приходилось мне наблюдать у актера-дипломника такой вызывающей расслабленности, такого торжества преодоленности ученических комплексов и зажимов, такого наглядного воплощения мягкой силы и счастливого сценического самочувствия».
Редкому актеру выпадает удача сыграть сразу в четырех постановках по Михаилу Булгакову. Булгаков был кумиром царившего тогда на театре Александра Дзекуна. Стал он своим и для вчерашнего студента. «Да, булгаковский мир был его стихией, но эта стихия проявлялась им, может, и без внутреннего напряжения, но с невероятной доскональностью, любовью к деталям и упоением подробностями». Мне он запомнился прежде всего вальяжным, шаловливым, детски упрямым Бегемотом из блистательной свиты Воланда-Александра Галко. Все отмечали, что играл он феерически. Памятен и симпатичным Аметистовым из «Зойкиной квартиры». Он появлялся на костылях, с чемоданчиком «портретов вождей» и показывал очень смешно, сочно, живописно редкого проходимца, с которого, возможно, Ильф и Петров списали своего Остапа Ибрагимовича.
В «Багровом острове» Виноградов был помреж Метелкин, этакий, по словам директора фестиваля «Саратовские страдания» Татьяны Зориной, «мальчик-скаут», который по одному слову грозного директора театра устроил на сцене «международную революцию». «Он изобразил воодушевленно-скорбное лицо. Энергичным шепотом выкрикнул «ура». И слегка, будто революционным ветром, поколыхал тряпичное знамя». Виноградов, при всей своей «героической» внешности, обладал большим комическим даром. Он охотно играл подобные роли.
Но был еще его Мышлаевский в «Белой гвардии» - прямо с переднего края: «Закоченевшая фигура, полумертвец. Стягивает шинель негнущимися руками. Вселенский холод исходит от него, как от куска льда. Но все та же, не вымороженная богатырская сила и трагическая обреченность в словах: «Метель под Трактиром!.. И я б эту метель... и мороз, и немцев, и Петлюру...» (Татьяна Зорина).
Воспоминания друга и коллеги, заслуженного артиста России Валерия Емельянова начинаются словами, вынесенными в заголовок: «С его уходом ушла половина меня». Емельянов с благодарностью перечисляет человеческие качества друга, с восторгом - профессиональные. «Женька был ребенком. Большим, искренним, талантливым. Мы втроем, три пацаненка - Сережка Сосновский, Женька и я - так любили похулиганить, как мальчишки в детском садике. И в то же время собирались, когда нужно было сделать что-то серьезное».
«В спектакле «Берендеи» мы не играли - мы жили, - вспоминает Валерий о постановке Антона Кузнецова по произведениям Венедикта Ерофеева, Сергея Носова, Алексея Слаповского и других авторов. - Кузнецов нам не мешал, он нас троих... отпустил: делайте ребята, что хотите».
Народный артист России Сергей Сосновский, сам великолепный актер, восхищенно оценивал роль друга: «Я четыре раза смотрел спектакль «Мертвая обезьяна», и четыре раза я от Виноградова рыдал... Со мной что-то необыкновенное творилось. Он был Женей, которого я в жизни не знал, не видел, но это был Женя. Там были искренние, открытые чувства. Он из меня их тянул просто, как веревки вил».
Лучший саратовский театральный критик времен Дзекуна-Кузнецова Наталья Свищева в рецензии на «Вишневый сад» (режиссер Станислав Таюшев) сделала акцент на роли Лопахина. «Кто купил? Я купил!» - сколько помню, всегда игралось торжество, пусть скрываемое, смешанное с жалостью и более глубоким чувством к Раневской, но торжество. В исполнении Е. Виноградова с той самой минуты, как Лопахин смог произнести слова: «Я купил», им владеет глубокое смятение... Виноградовский Лопахин вдруг начинает ощущать время, как нечто неизмеримо большее, чем вишневый сад Гаева-Раневской или всероссийский сад Ани-Пети».
В книге немало рецензий и воспоминаний о горьковском «На дне» - одной из лучших постановок Антона Кузнецова. И о Виноградове в роли Актера. «Именно Актеру дано сильнее других ощутить ее (жизни) невыносимость. Если она - любая, лишь бы жизнь», - замечает Ольга Харитонова.
По одним только названием глав книги можно составить портрет ее героя. «Он всегда был, как лава извергающегося вулкана». «Виноградов мог сделать на сцене любую революцию. Даже международную». «Женя был поцелован Богом». «Он был дико противоречив и дерзко свободен». «Про Женю трудно говорить. Его надо смотреть».
С виду он был такой легкий, брызжущий солнцем. Но - глубокий, сомневающийся, все внутренне переживающий. Несколько раз уходил из родного театра (успел побывать директором муниципального театра «Версия» и сыграть там запоминающуюся роль). Мог замечательно готовить, обожал возиться с дочкой (Вероника потом стала хорошей актрисой), «калымил»», чтобы его любимым женщинам было хорошо, но прежде всего он был Человек театра. Театр - его жизнь, там сходились для него все смыслы.
«Таких актеров мало. Чтобы все мог: и Аметистова в «Зойкиной квартире», и Мышлаевского в «Белой гвардии», и Копенкина в «Чевенгуре», и Императора в «Путешествии дилетантов», и Генриха Тиле в «Собачьем вальсе», и Лопахина в «Вишневом саде», и Актера в «На дне». Чтобы уходил из театра и возвращался, истязая себя и других сомнениями. Чтоб играл жадно, каждую минуту, в жизни и на сцене. И был всегда нужным. И любимым», - напишет Ольга Харитонова.
И с такой же любовью - Татьяна Зорина, пытаясь осмыслить его ранний уход: «У него была богатырская внешность, сердце ребенка и большой талант, который трудно умещался даже в его мощной фигуре. В сложные минуты жизни он был как кусок радиоактивного металла, от которого шли видимые и невидимые лучи такой силы, что могли, в первую очередь, для него самого оказаться и врачующими, и смертельными».
Видимо, эти лучи и «сожгли» его сердце в 42 года. Он был плоть от плоти Саратовской драмы. Любящие люди театра посвятили ему книгу. И назвали строкой из его же роли: «Настанет весна - и меня больше нет».
Фото из архива театра
Фотогалерея
