Господи, улыбнись Римасу! И улыбнись нам, Господи! / Римас Туминас
Выпуск №7-267/2024, Вспоминая
Когда мы оплакиваем уход в мир иной Мастера, то оплакиваем и себя - скорбим о невозможности встретиться с ним в зрительном зале, увидеть его новые работы, узнать, что его волнует... Но остается наша память, а память об ушедших, в том числе и с театральной сцены, бессмертна - пока мы помним о пережитом в зрительном зале счастье встреч с их искусством.
...Спасибо подруге-коллеге - прислала мне ссылку на любимую песню Римаса Туминаса: «Послушай!»
Конечно, я послушала, и теперь у меня в ушах все время звучит эта песня Булата Окуджавы, которую пела Елена Камбурова, и которую на юбилей Римаса спели его коллеги, актеры Вахтанговского театра - спели трепетно и нежно, бережно и пронзительно, передавая друг другу поэтические строки осторожно, словно новорожденного ребенка:
После дождичка небеса просторнее,
Голубей вода, зеленее медь.
В городском саду флейты да валторны,
Капельмейстеру хочется взлететь...
О чем думал Римас Туминас, элегантный красавец, ироничный и вежливый, с ослепительной летящей улыбкой, всегда готовый к любому разговору, уверенный и вечно сомневающийся, прославленный мастер театра во всех городах и весях, знающий цену себе и тому, что он сделал - о чем он думал, слушая эту протяжную, минорную, красивую и грустную песню? Все знали о его страшной болезни, он и не скрывал ее, приговаривая, что не надо ни с ней, ни с обстоятельствами бороться - нужно просто не сдаваться. И десять лет не сдавался, создавая один за другим театральные шедевры... О чем он думал, слушая эту песню? Почему именно она так легла ему на душу, что весь театр знал: она его любимая? И актеры из любви к своему Мастеру исполнили ее как маленький спектакль, и теперь она живет на просторах Интернета.
Как живет в виртуальном пространстве и сам Римас Туминас - многочисленными интервью с ним Интернет заполнен - федеральные и нефедеральные российские каналы и иностранные телепрограммы дают любому человеку возможность увидеть и послушать самого Римаса Туминаса, не в чьем-то пересказе, а живого, увидеть как со временем меняется его лицо, как внимателен он к любому собеседнику...
В том же виртуальном пространстве (конечно, впечатления с присутствием в зале не сравнить, но все-таки) сегодня можно увидеть практически все его спектакли, а некоторые еще идут и в его Вильнюсском Малом театре, и, конечно, на сцене Вахтанговского - театра, которому Римас вернул былую славу и превратил в один из главных театров страны... И как последний поклон - изданная вахтанговцами книга «Война и мир Римаса Туминаса. Рождение спектакля», с документальной точностью зафиксировавшей весь процесс создания шедевра.
Самого режиссера Римаса Туминаса сначала петербургскому, а затем всероссийскому зрителю открыл фестиваль «Балтийский дом». В далеком 1995 году, на пятом «Балтийском доме», был показан спектакль вильнюсского Малого театра «Улыбнись нам, Господи!». С тех пор на этом фестивале - придуманном и созданном директором театра «Балтийский дом» Сергеем Шубом и его командой - каждый год были представлены спектакли того знаменитого литовского театра, каким мы его теперь знаем - Римаса Туминаса, Эймунтаса Някрошюса, Оскараса Коршуноваса. Мы, критики из разных стран, именно на «Балтийском доме» видели почти все знаменитые работы этих режиссеров (справедливости ради нужно сказать, что «Балтийский дом» был первым театром современной России, который знакомил зрителей с современными эстонскими, польскими, финскими и другими театрами и режиссерами разных стран).
«Улыбнись нам, Господи!», «Маскарад», «Три сестры», «Царь Эдип», «Ревизор», «Минетти» Вильнюсского Малого театра - всё смотрено на «Балтийском доме». А в 2011 году, когда Римас пришел в Вахтанговский театр, «Балтийский дом» провел свой ХХI фестиваль под девизом «неВесь Туминас»....
Я лично в первый раз увидела спектакль Римаса за четыре года до его появления на «Балтдоме» - на предпоследней «Прибалтийской театральной весне» в Таллинне был показан его «Вишневый сад», первый спектакль только что созданного Туминасом Вильнюсского Малого театра». Шел 1991 год, волна яркой политизации в театрах немного схлынула, и фестивальная «Весна» проходила под знаком деполитизации - в ней впервые участвовали театры из дальнего зарубежья, из Мюнхена, Стокгольма и Хельсинки, которые привезли, в частности, «Марата/Сада» Питера Вайса и «Служанок» Жана Жене, и именно это казалось тогда главным направлением развития.
А Римас Туминас, тогда еще больше лирик и психолог, - метафорическое начало природы его личного театра еще не так чувствовалось, - превратил усадьбу Раневской в разрушающийся мир, разрушающийся в прямом смысле слова - угол многоуважаемого шкафа пробил пол второго этажа и навис над людьми, которые словно в зале ожидания томились, гадая, как сложится их дальнейшая судьба...
После спектакля Римас рассказывал, что премьера «Вишневого сада» состоялась через несколько дней после трагических событий возле вильнюсской телебашни, и все боялись, что литовская публика после случившегося не пойдет на Чехова, но успех был грандиозный. К слову, примерно в то же время в уже независимой Эстонии режиссер Эльмо Нюганен ставил «Иванова» в Эстонском театре драмы, и ему тоже предрекали провал, но оказалось всё наоборот. Театры и публика тогда оказались умнее политиков, и не смешивали политику с искусством.
Позже, в «Трех сестрах», где под громадой нависшего над сценой гигантского зеркала станут метаться персонажи пьесы, и все будут чувствовать себя не в своей тарелке (кроме, пожалуй, Наташи), режиссер придет к горькому выводу, что никакого прекрасного будущего у этих людей точно не будет: всё философствование Вершинина и Тузенбаха - пустая болтовня, никакого действия не предвидится, всё уйдет в гудок и дальнейшие мечтания «если бы знать...»
Собственно, в Вахтанговском «Дяде Ване», режиссер, начиная спектакль, выпускает всю толпу персонажей на сцену из черной дыры закулисья, словно вызывает их из безвременья, чтобы разобраться: отчего все начинания и желания прекрасных людей уходят в песок и гудок? Сцена, дай ответ! Не дает ответа... Может быть, именно эта загадка Чехова и привлекала Римаса Туминаса всю жизнь - он сам много раз говорил, что именно Чехов привел его в театр, и даже на вступительных экзаменах в ГИТИС объяснял набирающему курс И. Туманову, что хочет понять, как ставить Чехова...
И последним спектаклем в жизни, над которым Римас работал, был «Вишневый сад», который он ставил в Италии с китайскими актерами... Взгляд на восток... Интересно, что бы получилось в результате...
... На фестивале после окончания спектакля «Евгений Онегин» я спросила Римаса:
- Вы эту сцену с взлетающими белыми феями во сне увидели?
Он улыбнулся своей летящей улыбкой, и ответил: «Может быть»...
Меня «Онегин» поразил свободой чтения пушкинского текста. И окончательно сформировавшимся «фирменным стилем» Туминаса - в монтаже сцен и эпизодов пушкинский «магический кристалл» соединял в свободную даль логику самого спектакля, сочиненного режиссером, и в этой логике большое событие могло быть равным крошечной реплике. Фраза героя: «Боюсь, брусничная вода мне б не наделала вреда...» - развернулась в комическую сцену угощения, где эту воду таскали кувшинами и ведрами... Сцена с зайцем, якобы задержавшим возок Татьяны по дороге в Москву, и вовсе выросла не из романа, а из воспоминаний и мифов: мол, перебежавший пушкинскому экипажу заяц помешал поездке поэта в Петербург, где тот собирался примкнуть к декабристам... Роман расширялся, включая в себя контекст времени, известный зрителям.
По моему впечатлению, великий роман великого русского поэта Пушкина был для литовца Римаса Туминаса способом и средством выяснения своих отношений со страной Россией, в которой и для которой он столько работал и столько дал ее театру - его взгляд со стороны на российскую историю так же важен для него, как и для нашего понимания своей истории. Это очень и очень важно понимать и помнить.
Римас Туминас несколько раз ставил одни и те же пьесы в Вильнюсе и в Москве, но это не были ремейки - и труппы разные, и спектакли ставились в разное время, а контекст времени многое диктовал. Но волшебство постановок «Улыбнись нам, Господи!», и «Маскарада», и «Царя Эдипа», и «Минетти» оставалось прежним. Как-то я спросила: «Римас, как Вам удается дважды входить в одну и ту же реку с одинаковым успехом?», а он только засмеялся.
Никогда не забуду в «Маскараде» не только снежный хоровод и садовую решетку, но и вдруг вынырнувшего из воды (воды! зимой!) пловца в маске с рыбой в руках! Никогда не забуду в «Царе Эдипе» страшную красоту катка судьбы, который все подомнет под себя. Сенека писал: «Судьбы ведут желающего и тащат сопротивляющегося».
Рок нельзя обмануть, но ему можно сопротивляться!
Одним из самых дорогих воспоминаний о Римасе для меня остается спектакль «Ветер шумит в тополях» по пьесе французского драматурга Жеральда Сиблейраса, где три великолепных актера замечательно воплотили замысел режиссера - найти сегодняшний аналог вахтанговской традиции игрового отношения актера и героя, современную маску архетипа. Три героя, три чудесных старика, которые не борются с жизнью и старостью, но изо всех сил сопротивляются их несправедливости, не переставая мечтать и стремиться к достижению этой простой мечты - услышать на вершине холма, как ветер шумит в тополях...
И, конечно, никогда не забыть «Пристань» и спину великого старика Юрия Яковлева, уходящего в глубину сцены в вечность...
Господи, улыбнись Римасу!
Улыбнись нам всем, Господи!
Фотогалерея
