«И слезы набегают на глаза…»/VIII Международный театральный фестиваль им. А.П.Чехова

Выпуск № 2-122/2009, Фестивали

Тикамацу Мондзаэмон — великий японский драматург конца ХVII — начала ХVIII веков говорил: «Искусство находится на тонкой грани между правдой («тем, что есть») и вымыслом («тем, чего нет»)… Оно – вымысел и в то же время не совсем вымысел; оно – правда и в то же время не совсем правда. Лишь на этой грани и родится наслаждение искусством… Когда же, рисуя картину или вырезая из дерева статую, художник передает действительный образ правдиво, но в обобщенных чертах, как велит ему изображение, то это обычно нравится всем людям. Надо, таким образом, чтобы изображение походило на действительность, но было сделано в обобщенных чертах. Лишь тогда станет оно явлением искусства и принесет радость сердцам людей».

Спектакль по пьесе Тикамацу Мондзаэмона «Самоубийство влюбленных в Сонэдзаки» показал в Москве во время Чеховского театрального фестиваля японский театр «Бунраку», представляющий для нас особый интерес тем, что при всем богатстве и многообразии форм российского кукольного театра, древнейшее искусство бунраку воспринимается уникальным и неповторимым. Отчасти – по своей наивной и подкупающей простотой эстетике.

У самого Тикамацу есть несколько пьес на эту тему. Они написаны уже для театра кукол, хотя начинал он в содружестве с Кабуки. С годами же драматург все больше увлекался кукольным театром; куклы, как представляется, виделись Тикамацу тем идеальным «обобщением», которое и способно «принести радость сердцам людей».

Сюжет двойного самоубийства влюбленных – чрезвычайно популярен для японского искусства того времени. Существует легенда о том, что Тикамацу услышал о самоубийстве влюбленной пары, торговца и девушки из чайного домика, в тот же день, когда это событие произошло: вместе с друзьями он коротал время за рюмкой сакэ, когда вошедший в чайный домик человек рассказал о происшедшем и обратился к драматургу с просьбой поскорее написать об этом событии. Тикамацу, как гласит легенда, немедленно отправился домой и взялся за перо, а спустя две недели кукольный театр уже играл спектакль, а взволнованные зрители награждали драматурга и кукловодов несмолкаемыми аплодисментами. Сложилось даже мнение, что творчество Тикамацу поспособствовало распространению моды на самоубийства среди влюбленных: «Описанные им переживания в момент подготовки к смерти были настолько обворожительными, что некоторые недоумки, считая это очередной «забавой», горели желанием лично испытать, что же это такое, ничуть не заботясь о непоправимых последствиях», — писал один из исследователей.

Уже на склоне лет Тикамацу написал пьесу «Самоубийство влюбленных на Острове Небесных Сетей» — она была необычайно изобретательно и интересно поставлена некогда Владиславом Пази в Ленинградском театре им.В.Ф.Комиссаржевской. Здесь рассказывалась та же, по сути, история любви торговца и девушки из чайного домика, но заканчивалась она пронзительным признанием драматурга в том, что ничего нельзя исправить в жизни и несчастные влюбленные сами не осознают того, что оказываются пойманными «в сеть высшего возмездья»:

И слезы

Невольно набегают на глаза

У каждого,

Кто слышит эту повесть…

(перевод В.Марковой)

Воистину – «нет повести печальнее на свете…»

Сегодняшний театр «Бунраку» оснащен богатейшими техническими возможностями, но традиция осталась неизменной: спектакль начинается с того, что служитель с закрытым плотной завесой лицом торжественно и благоговейно выносит на маленькую площадку, расположенную справа от сцены, сначала листы с пьесой, затем сямисэн. Выходят рассказчик-таю и исполнитель на сямисэне, звучит музыка, раздвигается полосатый занавес и – начинается действие. В третьей (последней) картине служитель вынесет листы уже для трех таю и три инструмента – все так же торжественно и благоговейно… Театр показывает нам редкостное по красоте зрелище – в последней картине танец кукол воспринимается почти как балет; при полной неподвижности лиц, при том, что мы отчетливо видим кукловодов, пластика кукол кажется просто волшебной! Голоса рассказчиков-таю, сидящих справа от сценической площадки, тоже при полной неподвижности лиц актеров, звуки сямисэнов – все вызывает сильнейшее эмоциональное потрясение. И словно забываешь о том, что перед тобой куклы, что история незамысловата и наивна, - впитываешь поэтическую красоту повествования, наслаждаешься не музейной, а живой, полнокровной жизнью традиции. И когда в финале кукловоды Есида Кадзуо и Киритакэ Кандзюро появляются с открытыми лицами, трагедия кукольного спектакля словно преображается в трагедию человеческую.

«И слезы невольно набегают на глаза…»